туча, и Натан со вздохом отметил, что даже она выше мальчика.
– Ваше пиво ровно неделю назад стало вонять, как содержимое ночного горшка, и приобрело аналогичный вкус, – продолжал Элио. – Трое молодых людей, которых вы отправили сторожить пивоварню, превратились в слабоумных паралитиков всего за одну ночь на заводе.
– Ты! – прошипела вдова. – Ты от О’Брайенов, гаденыш!
– Я не знаю, кто это, и если вы думаете, что это они мочатся в ваше пиво, пытаясь улучшить его вкус, то вы ошибаетесь.
– Да я сейчас охрану вызову!
– Сколько, по-вашему, нужно О’Брайенов, чтобы они могли испортить все бочки со сваренным пивом? – спросил Романте скучающим тоном, и рука вдовы, уже затрепетавшая у колокольчика, которым она вызывала секретаря, замерла. – По моим расчетам, не менее трехсот пятидесяти человек должны еженощно использовать ваши пивные емкости в качестве нужника.
Миссис Мерфи опустилась в кресло, осмотрела Элио и мрачно буркнула:
– Ты что, иностранец? Что тебе за дело до моего пива?
– Считайте это благотворительной акцией, – подумав, ответил Романте. – Я освобожу вас от проблем с пивом, верну здоровье пострадавшим – и все это совершенно бесплатно, заметьте!
– В обмен на что? – подозрительно уточнила вдова.
Элио взял бумагу с ее стола, набросал несколько строк карандашом и положил перед миссис Мерфи:
– Полгода будете поставлять ваше лучшее пиво по этому адресу.
– Полгода поить полицию моим пивом за так?! Мелкий недоносок! Три недели!
– Три месяца, так и быть.
– Я прикажу тебя высечь и утопить в баке с отходами с завода твоих О’Брайенов!
– Попробуйте, – пожал плечами юноша.
– Я вызову полицию!
– Попробуйте.
– Я… я… Месяц, не больше!
– Шесть недель. Хотя я могу сообщить в акцизный комитет мэрии, что вы разбавляете пиво третьего класса неочищенной водой из озера. Насколько я знаю, штраф за обнаружение посторонних примесей в акцизной продукции…
Миссис Мерфи испустила протяжный свистящий звук.
– Что тебе нужно, чтобы разобраться с теми, кто портит пиво?
– Ничего. Я проведу ночь на вашем заводе, но там не должно быть никого, кроме меня. – Глаза вдовы подозрительно сузились. – Да будет вам! Что я оттуда, по-вашему, могу вынести в одиночку? Тонну солода в кармане?
– Ладно, – наконец кивнула деловая женщина. – Одну ночь. Но если я тебя, тощая паскуда, поймаю на воровстве – сама с тебя шкуру спущу!
– Какая изумительная сеньора! – восхищенно прошептал Саварелли. – Как жаль, что вы раньше меня с ней не познакомили!
* * *
Наступила ночь. Миссис Мерфи сдержала слово: завод после десяти вечера полностью опустел, даже собак не выпустили из будок, и песики, способные откусить злоумышленнику ногу, жалобно подвывали, тоскуя о свободе. Элио вошел на территорию завода, осмотрелся, скользнув взглядом по его преосвященству и Бреннону, которые все так же укрывались под пологом невидимости, и направился к дверям. Кардинал и комиссар последовали за ним.
– Lumia magna[23], – сказал Романте.
К потолку взмыла дюжина светящихся шаров и озарила просторные помещения. Проблема миссис Мерфи была, так сказать, налицо: в помещении витал стойкий запах субстанции, с которой обычной имеют дело золотари. Элио наморщился, достал из кармана марлевую маску, полил ее жидкостью из фляжки и надел. Бреннону и кардиналу пришлось обходиться силой воли.
– Ну, посмотрим, – пробормотал Элио на иларском, поманил к себе один светящийся шарик и устремился куда-то к ему одному ведомой цели.
Натан пошел за ним, стараясь ступать бесшумно; за его спиной тихо пыхтел Саварелли.
Как оказалось, вдова развернула на заводе то ли ремонтные работы, то начала постройку нового флигеля или корпуса. В одном из цехов у стены были свалены в кучу строительные инструменты, а по полу тянулась прокопанная траншея, на дне которой журчала вода. Джилах сбросил сюртук, шляпу и присел на корточки над траншеей.
– А вот и новшество, – себе под нос сказал юноша. – Она искала воду… и нашла… – Он окунул палец в ручеек, затем облизнул. – Чистая и пресная. Значит, хотела брать ее для пива. Ну что ж, кого она тут потревожила?
Элио сел на пол, достал из кармана сюртука книжку и принялся листать. Бреннон переступил с ноги на ногу, и кардинал сердито шикнул. Но бывшему комиссару оказалось довольно трудно сохранять строго наблюдательную позицию: он привык к тому, чтобы действовать, а не покорно ждать, чем все закончится.
Кроме того, все настойчивее в мозгу зудела мысль о том, что юному джилаху вовсе не восемнадцать, а Саварелли просто накинул ему два-три года, чтобы Натан быстрее согласился. А в результате в опасности может оказаться совсем ребенок.
– Ну ладно, попробуем, – наконец решил юноша, вытащил из корешка книги костяной стилус, встал и принялся чертить на полу вокруг себя некий знак, сверяясь с рисунком.
– Слишком узкий, – чуть слышно проворчал его преосвященство. – Когда он наконец запомнит, что уже вырос!
Когда герон был закончен, Элио оказался в его центре. Он повернулся лицом к траншее, в которой журчала вода, и нараспев произнес заклинание призыва. Натан в нем помнил только строку «явись передо мной!» и понадеялся, что перед мальцом явится не кладбищенский грим размером с медведя.
Герон меж тем мягко засветился, над ним поднялись знаки и слова заклятий, заключив Элио в кокон золотистого мерцания. Журчание воды тоже стало громче, а мерзостный запах нужника вдруг сменился ароматом луговых трав. Юноша стянул маску и сунул ее в карман, едва не задев локтем границу герона.
– Говорил же ему – черти шире! – прошипел Саварелли. – Но нет: я стар, а молодежи виднее!
Вода в траншее плеснула вверх, как в фонтане, перелилась через край и поползла к герону. А затем что-то произошло: воздух будто дернулся, и над водой внезапно появилась девочка футов двух ростом, в белой рубашке, у подола перетекающей в воду. У девочки были длинные золотистые волосы, закрывающие лицо, на макушке – пышный венок из трав. Она чуть покачивалась в воздухе, как призрак, но выглядела при этом совершенно реальной.
– Доброй ночи, сеньора корриган, – сказал Элио. – Спасибо, что пришли.
Девочка подняла голову, и Натан с удивлением понял, что это очень красивая женщина, только крошечного роста.
– Зачем ты звал меня? – спросила она.
– Поговорить, – ответил юноша. – О том, почему вы прокляли пиво и троих людей.
Корриган задумчиво склонила голову набок и облетела герон по кругу, рассматривая Романте.
– А что тебе до них? Ты не из их числа, ты другого рода и чужой земли.
– Я бы хотел обсудить вопрос отмены проклятия.
Она поднялась повыше, чтобы ее лицо было вровень с лицом юноши, протянула руку и тронула стену герона; поморщилась и отодвинулась.
– Эта особь, – неприязненно сказала корриган, – замутила воды моей подземной реки и стала красть мою воду. Воровка и свинья!
– Она не знала, что вода принадлежит вам.
– Знала или нет – какое мне дело? Пока она крадет мою воду и пускает в нее грязь – я буду пускать грязь в ее пиво.
– Вы взяли души троих ее людей.
– Они пили из моей реки, – пожала плечами корриган. – Без моего разрешения. Взяли без спросу – так угощайтесь!
– Мы могли бы решить этот вопрос.
Женщина от удивления воспарила еще выше. Ее волосы затрепетали, как от ветра, но рубашка осталась неподвижной. У Бреннона уже стала кружиться голова от густого аромата трав.
– Она зароет траншею и перестанет брать вашу воду, а вы расколдуете ее пиво, ее людей и не будете впредь ничего портить на ее заводе.
Корриган еще раз облетела герон, рассматривая Элио с возросшим интересом.
– Ты ничего не просишь для себя? – удивленно спросила она. – Почему ты не просишь для себя? Вы, смертные,
