бездарны. Но весьма бесцеремонны. Особенно эти ваши последние репризы. Подумать только, вы подняли на смех самого дьявола! Слили в сортире, как последнего нэпмана! Я двадцать лет работал над этим образом – и во что вы его превратили? Скажите, откуда вы взяли эту гнусную косичку?
– Из одного… культового фильма, – признался я.
– Живо представляю себе адептов этого культа… но вы же сами не такой? Стыдно вам должно быть.
– Ну, извините. Неловко получилось.
– Ничего у вас не получилось. Театральные демоны – они живучие. Вот увидите: всплывет еще где-нибудь, и не раз.
– Брошу я этот театр, – пообещал я. – Непременно брошу.
– Да зачем же бросать? Играйте в свое удовольствие. Только не надо больше дурью маяться. Не надо этих ваших… мэшапов. Хватит торговаться с мелкими бесами. Сочините свою собственную историю, да такую, чтобы всем чертям в аду стало тошно… вы же мечтаете о мировой славе! Скажите честно: мечтаете?
Вдруг его фигура изогнулась в виде вопросительного знака. Раздвоилась, как будто раскинула руки, и превратилась в дорожный указатель, сияющий в свете фар:
Проспект Славы – 1,5 км.
– Ого, – сказал я, протирая глаза. – Митька! Ты видел?
– А? Чего? – откликнулось сзади.
– Не спи, замерзнешь, – сказал я.
Мы все еще были в пути. В фиолетовых сумерках светофоры перемигивались желтым. Оранжевые огни отражались в лужах. То ли дождь, то ли снег летел навстречу, сметался щетками, оседал каплями на боковом стекле и медленно уползал из будущего в прошлое. Вереницы домов наплывали и расступались перед нами, как флотилия призрачных Титаников. Однако ночной туман уже разлился на заднем плане, скрыв перспективу; временами пейзаж казался и вовсе плоским, словно разработчики графики экономили на проходных эпизодах.
– Завтра будем на море, – сказал я. – И больше никаких театров. Деньги, девки и пляжный футбол. Ты рад?
– Будет весело, – отозвался Митька.
Да уж по-любому веселее, чем в изоляторе временного содержания, думаю я. Когда-то я уже слышал эти слова.
– Спасибо тебе, – сказал Митька. – Но мы же еще вернемся?
– А как же. Вернемся и надерем всем задницы.
Водитель такси покосился на меня, но промолчал. Только его жирный загривок слегка напрягся.
К черту, думаю я. Пусть они все остаются к черту. Мы неплохо играли и выиграли. Забрали выигрыш и подожгли казино. В ближайшем будущем у нас Кипр, или остров Капри (чье имя до сих пор отдает какой-то горчинкой), или какой-нибудь Сен-Барт, где бросила якорь очередная яхта очередного Абрамовича.
Три билета на самолет лежат у меня во внутреннем кармане. Я не мог удержаться от этой маленькой интриги, извините. Да, нас будет трое, а четвертый пассажир полетит незаметно, поскольку он родится только в феврале.
Сказочный хрустальный звон раздается в моем кармане. Мне пришло сообщение.
Я вас люблю, – читаю я вслух. – Хоть и бешусь.
– Опять из Пушкина, – говорю я.
Водитель видит мой телефон. Качает головой и что-то уныло бормочет не по-русски.
– Напиши ей, что мы тоже, – советует мой друг.
Но я ничего не хочу писать. Я тихо смеюсь, глядя на экранчик. Там появились наши фотки. Они довольно забавные, хоть я и не уверен, что их стоит пересылать в незащищенном мессенджере. Ну и ладно, думаю я. Пушкин бы одобрил.
Щелк! Я жму кнопку и выключаю картинку. Водитель жмет на педаль, и мы летим сквозь туман по проспекту Славы к своему несыгранному, только что открытому финалу.
Конец
Примечания
1
Шекспир, «Гамлет», перевод М. Лозинского.
2
Певец Стинг – о себе.
