стул и сел, закинув ногу на ногу.
— Итак, зачем ты здесь? Зачем самый разыскиваемый человек империи появился в логове Трибунала? Тебе уже не хватает наших ментальных встреч — захотелось увидеть старого «друга» лично? — Рот Странника скривился в злой усмешке. — Ради чего ты так рискуешь? Иногда мне кажется, в этом городе шпионов больше, чем жителей!
Вместо ответа магистр задержал вопросительный взгляд на его лице, и Странник, нехотя сменив насмешливый тон, кивнул:
— Да, я сделал как ты просил. Этот человек уже в столице, и надо сказать, он мне понравился! Два дня в городе, а уже успел взять власть над бандой восточных доков. Умело, расчетливо, ни одного лишнего движения — в твоем вкусе! Трибунал не успел сесть ему на хвост, я вовремя все подчистил, и ближайшие время он может спать спокойно — им будет не до того. Все ищейки Трибунала и ордена будут искать убийцу префекта, а следующий запрос от Исидора придет лишь через пару месяцев, не раньше.
Заложив руки за спину, магистр задумчиво прошелся по комнате, бормоча еле слышно:
— Это хорошо. Это хорошо…
Через пару минут, видя, что ответа он не дождется, Странник повторил вопрос:
— Так зачем ты пришел в столицу?
Эрторий остановился.
— Приближается решающий момент, и сейчас Царский Город — ключ ко всему. Пока император со своей армией заперт в долине Ура, мы должны взять власть в столице — за тем ты и привел этого человек сюда. Он поднимет мятеж и поведет восставший народ на дворец императора!
Бесстрастное лицо Странника не дрогнуло, но в голосе прозвучало сомнение:
— Мятеж? Мне почему-то кажется, что его планы несколько расходятся с твоими. Акциний Наксос — человек непростой, и будущая судьба его темна. Я не могу предсказать его реакцию. Если он не захочет, то сломать его будет нелегко!
— Для того я и пришел сам. Мы не будем ни давить на него, ни заставлять. Кристалл позволил мне заглянуть в его душу, и я увидел там настоящий пожар, бушующий хаос, зажатый в клетку сознания и железной воли. Я дам ему свободу, и жажда разрушений сама поведет этого человека к нашей цели.
Глаза гостя и хозяина дома встретились, и в этот момент нельзя было сказать, в чьих из них было больше холода и стали. Выдержав взгляд магистра, Странник чуть заметно кивнул:
— Хорошо, допустим тебе удастся подтолкнуть бедноту к бунту. Но в городе достаточно войск, чтобы разогнать любые толпы безоружного народа, и даже если мы с тобой встанем в их ряды, все равно это мало что изменит.
По лицу Эртория пробежала тень удовлетворения, словно непредсказуемая часть встречи закончилась и разговор вошел в русло его глобального плана. Подвинув стул, он сел напротив с другой стороны стола.
— К весне у нас будут деньги, а значит, и оружие — поставщики ждут только оплаты. Мы дадим этому человеку столько оружия и денег, сколько потребуется, чтобы спалить чертов город дотла, а на пепелище постараемся построить новый, более честный и справедливый мир!
При этих словах взгляд Верховного магистра устремился куда-то сквозь стены и время, словно он действительно пытался разглядеть грядущее.
Глава 8
Год 121 от первого явления Огнерожденного Митры первосвятителю Иллирию.
Лагерь Великой армии под стенами Ура
Уже несколько дней никто про него не вспоминал, и Иоанн не знал, волноваться ему по этому поводу или нет. До него доходили смутные слухи о казни Ма́рия Дориана, о смене командующего и волнениях варваров. Ситуация была неспокойная, и он не понимал, как на нее реагировать. Продолжать отсиживаться в своем гнезде или начинать суетиться? Может, нанести пару визитов? Но кому, а самое главное — зачем? Прокопий тоже был весь на нервах и сутками пропадал в приемной Варсания, пытаясь предугадать ход событий и хоть как-то подготовиться. Никто не знал, чем завтра обернется хандра Константина и кого он выберет следующим козлом отпущения. Нервозная обстановка давила, и хотя у цезаря не было ни малейшего желания встречаться ни со своим дядей, ни с кем-либо еще из своей царственной родни, затянувшееся затворничество пугало своей непредсказуемостью.
Сегодня с самого утра он сидел на вершине огромного валуна и, жарясь на солнце, смотрел на раскинувшийся внизу лагерь. Ленивая суета огромного человеческого муравейника хоть как-то успокаивала, но навевала другие, не менее тревожные мысли. Вспоминался недавний штурм, хаос кровавой мясорубки, и те страшные минуты, что ему пришлось пережить, вновь и вновь всплывали перед глазами. Эти воспоминания, тяжелые и пугающие, давили предчувствием беды, но избавиться от них было невозможно. Оскаленные морды, текущая рекой кровь и обожженные орущие люди навсегда засели в его сознании. Больше всего ему хотелось сейчас бросить этот опостылевший лагерь и сбежать обратно в прохладу и покой своей библиотеки, но его не оставляло гнетущее ощущение, что судьбу совершенно не волнуют его желания и самые тяжелые испытания еще ждут впереди.
Шорох легких шагов заставил обернуться, и его взгляд столкнулся со взглядом огромных зеленых глаз Зары. Последнее время она всегда была рядом, и, что удивительно, его, привыкшего к одиночеству, совсем не тяготило ее общество. Даже то, что девушка ассоциировалась у него с чувством опасности и неизбежного столкновения с кем-то, жаждущим его смерти, не отталкивало, а, скорее, наоборот притягивало к ней. Ему, впервые по-настоящему столкнувшемуся с чудовищной безжалостностью окружающего мира, было жутковато теперь в одиночестве: нужно было выговориться, как-то понять и принять необходимость всего этого, а Прокопий, его единственный собеседник и наставник, как назло, целыми днями пропадал в канцелярии. Велий тоже был всегда занят, и так уж получилось, что Зара оказалась единственной слушательницей его откровений и его единственным оппонентом. Она была из другого мира, из той настоящей, страшной и жестокой жизни, с которой он только что столкнулся во время штурма. Эта девушка смотрела на мир с той ступени, где человеческая жизнь ничего не стоила, а сила и ненависть были главным мерилом. Ее вопросы порой ставили его в тупик, и чем больше он запутывался в своих рассуждениях, тем ценнее и незаменимей она для него становилась.
Зара в облике дворового мальчишки забралась к нему на камень.
— Цезарь, к вам пришли!
— Кто?
В глазах Иоанна появилось искреннее удивление. Его могли вызвать к дяде, к Варсанию или даже к Наврусу — это было бы понятно. Но кто-то пришел к нему сам, и это удивляло.
Пожав плечами,
