сообщили Калиновскому, что Ева тут больше не живет, и они понятия не имеют, где ее искать. Номер телефона она тоже сменила, в соцсетях не появлялась. Так Стас лишился последней надежды на примирение.
Краем глаза фотограф увидел, как в зал зашел Валера Игнатьев. Конечно, такой не пропустит возможности поглумиться! Игнатьев по-хозяйски развалился в двух рядах от него, и Стас не без зависти отметил цветущий вид, новую стрижку и светлый льняной костюм.
Кондиционеры в здании суда не работали, Калиновский изнывал от духоты. Капля пота медленно скатилась по его виску. Прямо напротив из стены выступал барельеф Фемиды, и ничего хорошего ее выражение лица не предвещало. Сучка с завязанными глазами! Судья ушла, взяв несколько минут на обдумывание, и вернулась с готовым приговором:
– Признать не соответствующими действительности, порочащими деловую репутацию ООО «Стрим. Ру», сведения, размещенные в сети «Интернет» и выраженные в словесных конструкциях: «„Стрим. Ру“ заключил выгодную сделку благодаря „выдающимся талантам“ сотрудницы», «Главный интернет-портал страны решает свои финансовые дела через постель».
Стас нервно сглотнул, а суровый голос бесстрастно продолжал:
– Распространение данной информации негативно отразилось на оценке издания другими лицами, в том числе читателями и рекламодателями…
Да кто вообще так разговаривает? Калиновского раздражало, что приговор, от которого зависит его будущее, выносят диким бюрократическим языком, в зубодробительных выражениях.
– …поэтому суд решил признать виновным Калиновского Станислава Игоревича и взыскать с него расходы по оказанию юридической помощи, возврат госпошлины, а также штраф в размере…
Стас не верил своим ушам. Теперь он не просто станет банкротом, а еще и застрянет в долгах на ближайшие пару лет.
Фотограф закрыл лицо ладонями, не в силах до конца понять, что прямо сейчас он лишился не только репутации, но и самого главного для мужчины – остатков самоуважения.
* * *
Новенький коричневый Lamborghini со свистом пронесся по мокрому асфальту, поднимая за собой вихрь желтых и красных листьев. Артем Ратмистров, предвкушая удачное свидание, насвистывал мотив модной песни, которую крутили по радио. Недавно подстриженная борода благоухала. На пассажирском сиденье лежал букет неприличных размеров – пышное облако роз, альстромерий и эустом.
Навигатор показывал, что ехать еще десять минут, и Артем решил не тратить время зря. Он набрал номер и поставил телефон на громкую связь:
– Валера, приветствую!
– О, Артем! Рад слышать.
– Говорят, тебя можно поздравить: выиграли суд.
– Да, прижучили Стасика, – рассмеялся Валера Игнатьев. – Ему еще повезло, что Воронецкая не стала подавать иск.
– Валера, нет у тебя сердца. Как ты можешь при мне произносить фамилию этой женщины?.. Моя главная безответная любовь, – Ратмистров показательно вздохнул.
– Да у тебя каждый месяц новая безответная любовь, – заржал Игнатьев.
– Кто бы говорил! Я жду твоих рассказов о Кристине. Мы же увидимся завтра на корте?
– Конечно. Теннис – это святое.
Lamborghini остановился у частного дощатого причала, и Артем ловко, со знанием дела, достал букет из салона. Стряхнул невидимые пылинки с коричневого пиджака – машину он явно подбирал в цвет – и бросил мимолетный взгляд на свое отражение на лакированном капоте.
Пока его спутница не появилась, Ратмистров в одиночку любовался видом с террасы: солнце золотило гладь воды, маленькая белая яхта уплывала за горизонт, воздух пах пряной осенней свежестью. Артема охватило приятное, обволакивающее чувство, что он на своем месте – в этом городе, в этом сентябре, на этом берегу.
– Карина! – Артем поднялся навстречу невысокой кокетке с копной рыжих волос.
Та застенчиво улыбнулась, не спеша подставлять щеку для поцелуя, но уже через секунду растаяла, увидев огромный розово-белый букет.
Артем, как всегда, был само очарование. Искрометно шутил, заботливо набросил мягкий плед на плечи Карины – трогательный жест в прохладный вечер демонстрировал щедрость и безупречные манеры. Спустя два часа взаимного флирта Ратмистров, хитро сверкая изумрудно-зелеными глазами из-под очков в полупрозрачной оправе, объявил, что их ждет катание на яхте в мягких сумерках. В глубине души он прекрасно понимал, что и букет, и ужин у воды, и яхта – это давно заезженное клише, но оно, черт возьми, исправно работало.
Начало темнеть, и на террасе зажгли свечи. Артем решил, что пришло время для тяжелой артиллерии. Он придвинулся к Карине близко-близко, взял в руки телефон и доверительным голосом сообщил:
– С возрастом начинаешь понимать, что счастье не в деньгах или славе. Сейчас для меня самое ценное – моя дочь.
С экрана смотрела улыбчивая веснушчатая девочка в платьице в желтый горошек, сидевшая на плечах у Артема. Это был выстрел прямо в сердце. Карина едва не прослезилась от умиления, и Ратмистров, воспользовавшись моментом, тут же утешил ее горячим поцелуем. Прием с фотографией дочки дал осечку лишь однажды. Невозможным исключением в череде беспроигрышных свиданий стала так и не разгаданная Ева Воронецкая.
Глава 31
Проселочная дорога петляла унылой грязной лентой. Мелкие камни с треском выскакивали из-под колес, машину потряхивало, к горлу подступал неприятный липкий комок – предвестник приближающейся тошноты. Ева с тоской подумала, какого черта она потащилась в командировку в никому не известный поселок за триста километров от столицы. Поездка не сулила ничего захватывающего, а только усталость и испачканную обувь. Но и отказать давнему приятелю-экологу, который едва ли не рыдал в трубку из-за умирающих головастиков в реке Ясельда, Воронецкая не смогла.
– Еще двадцать минут ехать, – фотограф Максим Ромашевский посмотрел на навигатор. – Не кисни.
– Слушай, с этой рыбой какая-то чертовщина. Вчера созвонилась с сотрудницей подстанции, договорилась встретиться – сегодня она не берет телефон. Начальник рыбоприемного участка как сквозь землю провалился. А в пресс-службе лакокрасочного завода просто повесили трубку. Сглазили нас, что ли?
Ева и Максим переглянулись, а потом рассмеялись.
Журналистке было не привыкать к закрытым дверям, неотвеченным запросам и героям, которые отменяли интервью в последний момент. Но в этот раз дело выглядело слишком странно.
Ева провела рукой по непривычно коротким волосам – она до сих пор не узнавала себя в зеркале со смелым асимметричным каре. Рваные джинсы с обрезанным краем и майка с надписью Fuck off, возможно, были не самой подходящей одеждой для интервью, но с недавних пор девушка плевала на все правила. Об этом кричал и маникюр наглого черного цвета.
Машина въехала в поселок, Максим снизил скорость, и Ева рассматривала грустные, потрепанные жизнью трехэтажки, выцветшие крыши деревянных домов, спрятанные за покосившимися заборами, облезшие вывески продуктовых магазинов-призраков, которые то ли закрылись с десяток лет назад, то ли все еще торговали «докторской» и прокисшим пивом на разлив. Здание райисполкома, выкрашенное самым уродливым оттенком розового, занимало половину главной
