хотя бы скажи, когда это было.
— Седьмое сентября этого года, двадцать третье сентября и двадцать шестое сентября, — не знаю, как так получилось, но я выдала именно эти дни.
— И что же происходило в эти дни? — Эрика Николаевна наклонилась ко мне.
— Я виделась с одним и тем же человеком, который вызывает у меня дикий страх. Который пробирает до костей, заставляет мысли путаться, а тело каменеть, — взгляд Эрики Николаевны заставлял меня чувствовать себя не в своей тарелке, так как он будто требовал рассказать правду. Мог заподозрить, если я совру или попытаюсь уйти от ответа.
— И кто же этот человек?
Я смотрела в пол и молчала. Нет. Это было слишком сложно — скрывать что-то от нее.
— Тамара, тебе важно быть честной со мной. Это повлияет на то, насколько быстро ты выйдешь отсюда, — подтолкнула меня Эрика Николаевна.
— Этот человек испортил мне жизнь с самого первого дня нашего знакомства. Вернее, с вечера, — я сглотнула, пошевелив запястьями, что были связаны скотчем.
Психолог посмотрела на меня в ожидании продолжения.
— Этот человек, — я замолчала, прикрыв глаза. Как только я делала это, передо мной встала картина того вечера в доме Соколова. Потом поле, поцелуй страха и момент разговора на территории больницы, — Стас.
Это первый человек, которому я рассказала о нем. И думаю, это будет в дальнейшем ошибкой.
— Но кто этот Стас? — непонимающе спросила психолог.
— Бросьте, как будто вы не знаете, Эрика Николаевна! — пробормотала я, но женщина широко распахнула глаза и попыталась что-то припомнить.
— Не может быть… — прошептала она с ужасом.
В комнате вновь воцарилась тишина, и, не выдержав, я осторожно спросила:
— Так значит, вы точно его знаете?!
Но Эрика Николаевна лишь продолжала что-то шептать и глядеть сквозь меня. Эта странная комната без единого окна, элемента мебели и лекарств, только я и мой психолог, который сейчас странно себя ведет. Обстановка начинала угнетать и устрашать.
— Это не может быть правдой. Они не могут быть связаны… — прошептала психолог, вскочив со стула, и начала ходить по комнате кругами, изредка останавливаясь, и снова кружила.
— Эрика Николаевна! Скажите уже мне! — потребовала я.
— Что произошло с тобой седьмого сентября в семь часов вечера? Где ты была?
Меня сбил с толку такой напор. И эти странные вопросы…
— Сейчас вы больше походите на сумасшедшую, — проговорила я, и эти слова будто отрезвили женщину.
— Тамара?
— Да?
— Послушай, Тамара, Стас, которой, ты говоришь, что-то сделал тебе, выглядит… такие светлые волосы и светло-серые глаза, почти прозрачные? — она положила мне руки на плечи.
Я вздохнула.
— Да…
И тогда Эрика Николаевна быстро достала из заднего кармана ножницы и стала разрезать скотч, с помощью которого я была привязана по рукам и ногам к стулу. Когда она закончила, то помогла мне встать, и мы прошли к выходу, я держалась за ее талию, чтобы не упасть, ибо была почти на голову ниже психолога.
— Тамара, если это действительно правда, то тебе нужно срочно свести на нет твои встречи со Стасом, — она оглянулась, когда открыла замок на двери и выглянула в коридор. Мы вышли из странной комнаты. Эрика Николаевна и повела меня к лестнице. Судя по всему, это был третий этаж, правое крыло и самый дальний кабинет или просто палата, а может, это помещение придумано для других целей.
По лестнице было спускаться намного сложнее, чем просто идти по коридору. В лестничном пролете Эрика Николаевна остановилась и повернулась ко мне, схватив за плечи.
— Тамара, ты не знаешь Стаса, не знаешь на что он способен. Сколько девушек и парней приходили ко мне с испорченной психикой, и все они говорили про него. Если он найдет еще способы встретиться с тобой, то, боюсь, я не успею помочь тебе, и твоя психика будет сломана, а осколки разлетятся на огромное количество километров, и ты будешь мучиться, если будешь пытаться собрать их назад воедино и зашить настолько глубокие раны. И тогда я ничем не смогу тебе помочь, Тамара. Я знакома с ним, знаю, на что он способен, и это не обычные игры, в которых участвуют обычные люди, он тщательно отыскивает определенных, чтобы потом постепенно ломать их. И среди них сейчас оказалась ты.
Я отвела взгляд и прошептала:
— Только он уже сломал меня, — и прозвучало это ужасно жалко.
— О чем ты говоришь? — психолог встряхнула меня и заставила снов просмотреть на нее.
— Это случилось седьмого сентября, — проговорила я.
Эрика Николаевна вдруг схватила меня за руку и повела дальше по лестнице, только вот спустя секунду застыла.
— Прости, Тамара, но я не смогу тебе помочь, — она опустила мою руку. Я посмотрела в сторону двери второго этажа и увидела знакомый силуэт — Кирилл остановился и смотрел на меня, не двигаясь с места. — Если он начал делать это настолько быстро, то я бессильна.
— Возможно, вы не сможете меня спасти, но хотя бы попытайтесь стать моим спасением! — я размеренно дышала. — Если мы сейчас же не поднимемся на третий этаж, потом будет поздно вообще что-либо предпринимать.
— Прости, Тамара, это слишком сложно, я услышала столько историй и боюсь, от твоей сама сойду с ума…
— Есть еще один человек, который начал подталкивать меня к обрыву, и если сейчас этому человеку позволить приблизился ко мне, то с ума сойду я. Мне осталось совсем немного, но вы можете помочь мне не слететь с катушек.
Кирилл наблюдал за моей реакцией, но я лишь шептала Эрике Николаевне, пытаясь сохранять спокойствие:
— И этот человек сейчас стоит прямо за дверью.
— Тамара, — Эрика Николаевна с мольбой посмотрела на меня и поникла головой, начиная спускаться по лестнице. — Я слышком слаба для этого, прости.
Меня что-то кольнуло внутри, и я развернулась на лестнице и стала полнимать наверх, опираясь на перила. Голова начинала болеть. И через несколько секунд я, как в замедленной съемке, услышала скрип двери.
— Тамара! — послышался голос. Я закрыла глаза и продолжила подниматься. Выбора нет, либо он сделает это сейчас, либо потом. Но мне будет уже все равно. Все люди сумасшедшие, и каждый ищет себе похожего, чтобы не казаться еще более чокнутым.
В груди снова что-то кольнуло, и я чуть не упала назад, на лестницу, но, понимая, что теряю сознание, я почувствовала, как чьи-то руки подхватили меня и в спешке понесли вниз по лестнице. Кто-то прижал меня к себе и погладил по голове. И только потом я услышала слова:
— Надеюсь, хоть он сможет тебя спасти…
«Поздно, ведь он и есть начало моего обрыва».