Это было вскорости после коронования братьев. Эльзис хотел было королевской властью заставить Шенола в совет сесть. Указ вручил. Хорошо, что без свидетелей.
Раим окаменел.
Губы в нитку сжал, глаза пустые сделались, сам серый, как ракушечник. Замер и вроде как не дышит, будто на него заклятье неподвижности наслали. Только на Эрика взгляд бросил. Как на предателя. Потом поклонился, сказал: «Повинуюсь» — и пошел к дверям.
Ка-ак на сме-ерть.
Скорее всего, так он себя и чувствовал. Проявилось что-то такое в облике наставника. Решимость и обреченность. Решимость выполнить приказ и понимание — долго он не продержится. Королевский совет и кодекс — две вещи несовместные. Политика.
Именно тогда Эрик впервые по-настоящему задумался: а каково это, вот так подчиняться? И зауважал старшего друга с удвоенной силой. Хорошо еще, Эльзис тогда чутьем наследных королей понял, что совершил ошибку, и остановил Шенола у самой двери. Остановил, и свиток указа прямо у того в руке полыхнул холодным огнем. Только пепел на сапоги осел. Не будет толку короне от такого советника. Что может человек, которому разом становой хребет переломали? Это и понял Эльзис. И принял. Дал Раиму выбор, чем завоевал еще большую преданность.
Такой выбор Раим давал Ольге.
Эрику это активно не нравилось. Ей бы сейчас мундир упорно осваивать, а она? Мечется по каким-то мелким делам. Мало того! Наотрез отказалась носить форму на людях. И аргументы приводит вроде как правильные, ящерица изворотливая. Все наизнанку вывернула! Глупо, говорит, таскать на себе девайс, слово-то какое противное нашла, который даже включать не умеешь. Подучиться бы, да некогда, катаклизм хуторского масштаба разгребать надо, а хуторян мундиром пугать — и вовсе лишнее.
И потом, ваше величество, пощадите психику молодых людей. Их ждет шок и трагедия! Пожилая дама в кителе, штанах и ботфортах. Юноши на фоне стресса дар речи потеряют, и ментальный в том числе. Нет-нет, жалеть надо не ее. Вот еще. Штаны она носить умеет. Россия — это вам не тутошняя подмышка мироздания. А вот предстоящий Пашкин поединок для первого выхода в мундире использовать можно и нужно! Почему? А всяких поборников традиций отвлекать. Недовольные и прочие демагоги обязательно свои поганые пасти пораскрывают, куда ж без оных товарищей? Крапивное семя неистребимо! Вот пусть часть своего недовольства направят на нее, дерзкую и вызывающе необычную. Не все ж на бедного мальчика, которому и так с двумя драться. А она, Ольга, пристальное внимание потерпит. Точнее, не так. Чихать она хотела на мнение всех недовольных.
Нет, видали?!
Эта шельмина наперсница считает Нрекдол захолустьем! Нрекдол, а не свою жалкую технопараллель! Сама она жалкая! Иномирянка! Даже с невеликой собственной магией совладать не может! Хотя с Ольгиной магией вопрос открытый. Раим считает, что силы у Ольги много, и основывается на том, что все артефакты, которые он ей дарил, работают, и преотлично. Значит, магии ее тела хватает для них без дополнительной подпитки. Эрик же не смог ее мысли подслушать? Не смог. И Рансу она с ног сбила, а сама, на минуточку, на своих двоих устояла. Есть в Ольге сила, есть.
Эрику хотелось надавить, заставить, запереть в комнате, и чтоб мундир осваивала! Обидно же, честное слово! Он, правящий близнец, лично сутки бился, давил на артефакторов! Ладно-ладно, дегустировал Ольгину «старку» с ваэ-мастером Артри. И между прочим, про платину рассказывал старому артефактору. А она? Не понимает, что ли, что без мундира ее на Землю никто не отпустит? Хотя, скорее всего, не понимает.
И шкала вероятности за упрямую иномирянку, и друг Раим в горло вцепиться готов. Шенола понять можно — он лавэ. Если Ольга не разгребет творящийся бардак, то Раиму придется самому. Об административном таланте друга, точнее его полном и бескомпромиссном отсутствии, вспоминать не хотелось. Ибо злило.
От раздумий его отвлек женский крик на чужом языке. Радостный, звонкий! Слышный даже сквозь грохот кузни. Перевод легко читался в мыслях Жеха:
— Женька! Где ты, пень весенний?! Иди встречай! Родня приехала!
Коваль отшвырнул молоток и ринулся из кузни, как нгурул в атаку. Эрик совершенно не величественно рванул следом. Нужно же ему узнать, что привело сурового коваля в столь неистовый восторг!
Жех бегом, оскальзываясь на довольно крутой тропке, торопился к повозке, в которой стояла женщина. Послеполуденное солнце обливало ее стан золотым маревом. Женщина раскинула руки и смеялась навстречу бегущему кузнецу, а Эрику, отстающему всего на шаг, казалось, что радость эта — ему, и улыбка широкая — ему, и смех звонкий — для него. С противоположной стороны к повозке спешил Пашка и вопил:
— Ура! Тетя Сима!
Глава 24
Клятва — это не больно
Серафима неосознанно огляделась, чуть поежилась от чьего-то пристального внимания и вновь сосредоточилась на спешащем Жехе. Эрик вглядывался в незнакомку с жадным любопытством. Солнечные блики отступили, но очарование момента не исчезло, как будто в глазу застряло. Она вся дышала жизнью и здоровьем, как и положено женщине, которая только-только рассталась с юностью и сделала первый шаг к зрелости. А душа взрослая. Это видно. Людей, прошедших омоложение, разглядеть несложно. Особенно при некоторой практике. У потомка нрекдольских королей подобный навык был едва ли не врожденным. Магия омоложения есть достояние королевского дома и, как сказала бы Ольга, монопольный бизнес. Вот и в Серафиме Эрик видел опыт, а не юную жажду впечатлений. Эта особа умела ценить жизнь и не распыляться.
Красива? Скорее — нет. Томные трепетные жены придворных шаркунов не сочли бы ее конкуренткой. Эрик усмехнулся — он бы тоже не счел. Сима нравилась ему куда больше. Вот чего-чего, а столь модной эфемерной хрупкости в ней не было. Эта не заверещит, если обнять покрепче, и не станет изображать удушье, если в постели навалиться всем телом. Вообще-то, по оценке Эрика, в ее облике было всего чуточку «через». Он был мужчиной, а потому не разбирал нюансов. Слегка крупновата, хотя все положенные выпуклости и впадинки наличествовали и сосуществовали вполне гармонично. Малость ярковата — загорелая, румяная, белозубая. Излишне раскованна — смеется в голос и демонстрирует себя не стесняясь. Ольга тоже такая.
Если бы король знал это слово, он бы определил Серафимину внешность как типично славянскую. Широко расставленные серо-голубые глаза; прелестная неидеальность чуть курносого носа; яркий рот, который даже сейчас, растянутый в улыбке, не утратил четкого абриса.
Женщина ловко соскочила с низенькой повозки — кузнец подоспел.
— Симушка! — Старый Кобзарь был так рад, что у него спазмом горло перехватило. Они обнимались так, как будто не четыре дня в разлуке, а как минимум фронтовые товарищи встретились. — Случилось чего?
— Тёть Сим! Как здорово! — прохрипел запыхавшийся Пашка. Пробежка не прошла даром, слаб еще. Обниматься не сунулся — не по возрасту, просто от души улыбался и деликатно гладил гостью по спине.
