Молодой Купервассер был далеко не молод, ему давно ужеперевалило за шестьдесят, и остатки реденьких, легких, как тополиный пух, волоссеребрились вокруг круглой благообразной лысины, как серебряный оклад вокругстаринной иконы. Молодым его называли потому, что еще очень хорошо помнили егоотца, старого Купервассера, худого энергичного старца с могучим голосом ияркими выпуклыми глазами, в восемьдесят с гаком не пропускавшего ни одной юбкии обожавшего шумные застолья.
На его фоне сын казался блеклым поношенным пенсионером иобречен был на неизменные вторые роли. Только в одном молодой Купервассер неуступал отцу: он так же хорошо разбирался в старинных монетах и так жестрастно, как отец, любил их. Поэтому после смерти старого Купервассерасемейная нумизматическая фирма продолжала процветать и пользовалась средизнающих людей неизменным авторитетом.
Молодой Купервассер поднес к глазам увеличительное стекло инадолго замолчал, рассматривая монету. Маркиз не издавал ни звука, нетерпеливоожидая, что скажет нумизмат, но тот только мычал себе под нос что-то жизнерадостноеи негромко покашливал. Наконец он отложил лупу и поднял на Маркиза выпуклыекарие отцовские глаза.
– Ну и что вы, интересно, хотите от меня услышать,молодой человек? – осведомился Купервассер после длительной паузы. –Что это просто-таки бесценное сокровище? Так я вас расстрою: это-таки небесценное сокровище, это кое-что совсем другое.
– Я хочу услышать от вас правду и ничего, кромеправды, – скромно проговорил Маркиз.
– Это золотая римская монета времен императораНерона, – начал нумизмат, – и вовсе не нужно быть Купервассером,чтобы это заметить.
– В семье владельцев монету называют динариемКесаря, – вставил Маркиз, когда его собеседник снова замолчал.
– Я вас умоляю! – протянул Купервассер, недовольноскривившись. – Только не надо мне этого говорить! Это такой же динарий,как я – старший лейтенант ГАИ! Динарий, молодой человек, как исестерций, – серебряные монеты, а мы с вами имеем римский золотой, ауреус.Очень хорошо сохранившаяся монета, но только с одной маленькой особенностью,если можно так сказать. Реверс монеты, то есть ее задняя сторона с изображениемЮпитера Капитолийского, в полном порядке, ничего не могу сказать плохого.
А вот с аверсом, то есть лицевой стороной, кое-что сделали.Вот эти буквы. – Нумизмат указал кончиком пинцета на ряд букв после имениимператора, и снова замолчал.
– Что такое с этими буквами? – спросил Леня, так ине дождавшись продолжения.
– Вы меня спрашиваете, молодой человек, что с этимибуквами? – Купервассер выглядел удивленным. – Но их-таки вообще недолжно здесь быть! Вы когда-нибудь видели такие буквы на аверсе римскихзолотых?
Леня должен был признать, что никогда не видел. Правда, емувообще не приходилось прежде сталкиваться с римскими золотыми, но в этоКупервассер не поверил бы.
– Так что эти буквы кто-то выбил на монете гораздопозднее. Надо сказать, очень хорошая работа, снимаю шляпу перед этимталантливым человеком. Это случайно не вы?
Леня сознался, что это не он, тем более что шляпы наКупервассере все равно не было, и обратился к нумизмату с необычной просьбой.
Купервассер сначала наотрез отказался, но когда Маркизназвал ему сумму гонорара, задумчиво посопел и кивнул:
– Ну я не знаю… Можно попробовать… Честно вам скажу,мне это и самому будет интересно. А когда это нужно сделать?
– К утру, – сказал Леня не раздумывая.
Нумизмат откинулся на спинку кресла и удивленно уставился насвоего собеседника:
– Вы, должно быть, шутите?
– Нисколько.
Купервассер уставился на монету, пожевал губами и наконецзадумчиво проговорил:
– Если кто-то и может это сделать, то, конечно, толькоКупервассер…
На следующий день ровно в одиннадцать часов утра Леня сиделв белом кожаном кресле в просторном холле гостиницы «Палаццо». В этот час вхолле было малолюдно, только двое темпераментных итальянцев выясняли вполголосаотношения, яростно жестикулируя и бешено вращая глазами. Приблизительно вчетверть двенадцатого по мраморной лестнице спустился высокий худощавый человекс русыми вьющимися коротко стриженными волосами и длинным лицом породистогоангличанина.
При виде этого человека Леня засунул руку в карман и нажалкнопку на переговорном устройстве, тем самым дав знать Лоле, что она можетначинать свою операцию.
Худощавый человек пересек холл быстрыми легкими шагами иподошел к Маркизу.
– Мистер Марков? – осведомился он на хорошеманглийском с чуть заметным мягким акцентом.
– Мистер Лоусон? – произнес Леня, как эхо, насвоем несколько худшем английском.
Джентльмены обменялись сдержанным рукопожатием, и Лоусонизвинился за небольшое опоздание:
– Мне позвонил мой биржевой брокер из Сиднея, и ядолжен был задержаться, чтобы дать ему распоряжения.
– Ничего страшного, – Леня лучезарно улыбнулсяавстралийцу.
Про себя же он подумал: «Врет, скотина австралийская!Наверняка нарочно опоздал, чтобы показать себя хозяином положения, а мнепытается продемонстрировать, какой он крутой, деловой и богатый».
– Ну что ж, мистер Марков, – австралиец сходу взялбыка за рога, – я надеюсь, вы обо всем договорились и мы уже сегоднясможем встретиться с моими родственниками?
– Простите, мистер Лоусон, но прежде мы должны решитьвопрос с моим гонораром.
– Как? – Брови австралийца поползли вверх. –Вы хотите получить гонорар прежде, чем я удостоверюсь в том, что работавыполнена и вы действительно нашли моих родственников?
– Да, именно так, – невозмутимо подтвердил Маркизи уставился в потолок, поудобнее устраиваясь в кресле и закинув ногу на ногу.
– Но это совершенно возмутительно! – не оченьгромко воскликнул мистер Лоусон.
– Вам так кажется? – Леня посмотрел на австралийцатак, как будто только сейчас увидел его. – А мне это кажется всего лишьпредусмотрительным. Предусмотрительным и весьма логичным. Я уже проделалзначительную работу, нашел ваших родственников, убедил их встретиться с вами –честное слово, это было непросто! – и теперь хочу получить причитающеесямне вознаграждение. Между прочим, достаточно скромное вознаграждение, обычно яберу гораздо больше, но уговор есть уговор.
– Я вовсе не собираюсь нарушать нашу предварительнуюдоговоренность, – недовольно проворчал австралиец, – но только хотелпредварительно убедиться, что работа действительно проделана…
– Как вам будет угодно, – Леня безразлично пожалплечами, – но только деньги вперед. Как сказал один незабвенныйлитературный персонаж, утром деньги – вечером стулья.
