Андрей Бакланов сверился с записной книжкой. Дом был тотсамый. Он вошел в подъезд. Лифт, как и следовало ожидать, не работал, нужнобыло пешком подниматься на седьмой этаж. Впрочем, Андрей поддерживал форму –работа требовала этого – и не слишком огорчился.
Лестница, грязная и полутемная, кое-как освещаласьнесколькими недобитыми лампочками, и этого света как раз хватало, чтобыразглядеть надписи на стенах и убедиться, что местная шпана умудряется писать сошибками даже те несколько матерных слов, которые составляют весь ее словарныйзапас и которых хватает на все случаи жизни.
До четвертого этажа Андрей взбежал на одном дыхании, нопотом ему пришлось немного снизить темп – лестница была крута, и пульс заметноучастился. Подумав, что нужно добавить пару упражнений к утреннему комплексу,Андрей продолжил восхождение.
Сверху послышались неторопливые шаги и тихое покашливаниеспускающегося человека. Легко промахнув еще один марш, Андрей увидел сутулого худощавогомужчину лет шестидесяти, медленно спускающегося ему навстречу, опирающегося начерную палку и по-стариковски ощупывающего ногой каждую следующую ступенькулестницы.
Бакланов посторонился, пропуская пожилого человека, имысленно отметил про себя некоторую нарочитость, с которой тот демонстрировалсвою немощь: вовсе еще не стар мужик, а разыгрывает из себя глубокого старика –наверное, чтобы молодые люди уступали место в транспорте да не загружали домалишней работой…
Проходя мимо Андрея, мужчина что-то неразборчивопробормотал. Бакланов оглянулся и спросил:
– Вы что-то сказали?
– Я с тобой попрощался, – проговорил пожилойнезнакомец бесцветным скрипучим голосом.
– Поздоровались? – удивленно уточнил Андрей.
– Нет, попрощался, – повторил незнакомец и в ту жесекунду мгновенно преобразился.
Напускная старческая немощь слетела с него, как карнавальнаямаска. Он выпрямился, выдернул из своей трости длинный узкий клинок имолниеносным ударом вонзил его в грудь Бакланову, насадив того на стальноелезвие, как коллекционер-энтомолог насаживает на булавку редкого жука илибабочку.
«За что?» – хотел выкрикнуть Андрей, но вместо слов изо ртау него хлынула темная горячая кровь, он захлебнулся ею, хрипло ухнул ипровалился в густую бесконечную и беспросветную темноту, в которой все еговопросы раз и навсегда утратили смысл.
Незнакомец пристально взглянул на дело своих рук, осторожноотстранившись, чтобы не запачкаться кровью, выдернул из трупа окровавленныйклинок, вытер оружие заранее припасенным куском бумажного полотенца и вложилобратно в трость.
Затем легкой пружинистой походкой хорошо тренированногочеловека взбежал на верхний этаж дома, где был выход на чердак. Ключ от дверичердака был у него заранее изготовлен. Пригибаясь и стараясь не испачкаться опыльные стропила, он прошел по чердаку до следующей двери и вышел на другуюлестницу. Здесь он снова превратился в немощного пожилого человека. Опираясь натрость и осторожно ощупывая перед собой каждую ступеньку, спустился по лестницеи вышел на улицу как раз в то время, когда из соседнего подъезда донессяистошный женский крик: кто-то нашел труп Андрея Бакланова.
Никак не показывая своей заинтересованности и не ускоряяшагов, пожилой мужчина направился к остановке троллейбуса.
В Санкт-Петербурге наступила очередная неотвратимая зима.Это значит, что ледяной дождь вперемешку со снегом лишь изредка прекращался,чтобы уступить место сильному пронизывающему ветру с залива.
Зимой недовольны были все. Дети не хотели вставать втемноте, капризничали и придумывали себе несуществующие болезни, чтобы неходить в школу. Пенсионеры мерзли на ледяном ветру, дожидаясь общественноготранспорта, который и летом-то ходит как Бог на душу положит, а зимой еговообще нет, и ругали городские власти.
Большинство горожан давилось в душном метро, наступая другдругу на ноги и пытаясь читать через плечо газету соседа.
Ну а богатые бизнесмены проклинали зиму, потому что наморозе переставали заводиться их «мерседесы», работающие на экономичномдизельном топливе.
Относительно спокойно воспринимали натуральное свинство,называемое в Санкт-Петербурге зимой, немногочисленные гости северной столицы –те безрассудные смельчаки, что решились приехать в Россию в декабре. Онинастроились на выживание в экстремальных условиях и приятно удивлялись, что вгостинице есть горячая вода, а в баре – широкий ассортимент горячительныхнапитков. Находчивые местные гиды уверяли иностранцев, что Санкт-ПетербургДостоевского нужно смотреть именно в отвратительную погоду, иначе, мол, небудет должного эффекта.
И в довершении всех неприятностей, зимой на город идетгрипп. Он надвигается неотвратимо, как девятый вал, как татарская конница надревнерусские города, как американский блокбастер на российский кинопрокат, ине щадит абсолютно никого. Болеют все: чиновники и дворники, бизнесмены иветераны, студенты и пенсионеры. Спасения от гриппа нет, никакие лекарства непомогают, его можно только переждать, как стихийное бедствие.
Мужчина неприметной наружности, неброско, хоть и довольнодорого одетый, запер машину и бегом бросился к парадной, закрываясь от порывовледяного ветра. Руки его были заняты многочисленными пакетами из супермаркета.Лица мужчины в полутьме было не разглядеть, но по движениям можно определить,что он довольно молод, лет тридцати пяти, не больше.
В парадной мужчина раскланялся с консьержкой и, не дожидаясьлифта, поднялся на свой этаж. Дверь квартиры он открыл сам, несмотря на то чтоиз-за этой двери раздавался тонкий лай и выразительный женский голос что-токричал в отдалении.
В прихожей мужчину встретил только крошечный песик породычихуахуа. Песик радостно прыгал вокруг и пытался заглянуть в пакеты, а приудаче даже забраться в них.
– Да подожди ты! – отмахивался хозяин. – Недо тебя сейчас!
Услышав шум и поворот ключа в замке, молодая женщина, с удобствомрасположившаяся на широкой кровати, встрепенулась, мигом спрятала под подушкуполовину недоеденной шоколадки и детектив в яркой обложке, легла на спину,закатив глаза к потолку и уронив поверх одеяла безжизненные руки. Вся поза еевыражала полнейшее изнеможение, лицо на фоне умело подобранной наволочкиголубоватого цвета казалось мертвенно-бледным.
Леня, он же Маркиз, отнес пакеты на кухню, загрузилхолодильник, включил электрический чайник и только после этого заглянул,наконец, в спальню.
– Как ты, дорогая? – мягко спросил он.
– Ох, ужасно! – простонала она. – Все телоломает, и, кажется, снова высокая температура.
Маркиз наметанным взглядом увидел крошки шоколада напростыне и краешек яркой обложки, высовывавшийся из-под подушки. Он наклонилголову, чтобы спрятать улыбку, но голосом себя никак не выдал.
