его больше и… Правильнее.
Лиана уже почти не соображала. Схватив нож, она нанесла удар ей в бедро, повредив артерию, и кровь хлынула настоящим потоком. Она еще никогда не видела ничего подобного, и это заворожило ее. Оливия быстро теряла силы и не могла сопротивляться, и Лиана безжалостно резала ей руки и ноги, втыкая лезвие вдоль артерий.
Обескровленное бледное тело смотрелось жутко, лежа в кроваво-красной луже. Лиана стояла, глядя на него, и тяжело дышала. Ее психика не выдерживала, ломалась, трансформировалась, искала выход.
И в итоге нашла. Разрезав грудную клетку, Лиана вырезала еще теплое сердце, желая принести жертву любимому. Доказать свою любовь. Которая выше и больше, чем все живое.
Уже на выходе девушка обернулась, чтобы еще раз посмотреть на то, что сделала ради любви. Пустая грудная клетка смотрелась нелепо. Решив, что нельзя вот так забрать что-то и не отдать что-то взамен, Лиана вспомнила историю Оливии про заросли переспелой малины и, усмехнувшись, решила, что это будет не только правильно, но и символично.
Найти малину не составило труда. Стереть все отпечатки в квартире – тоже. Но самым сложным было довершить картину.
Ей было мало сделать это. Ей хотелось, чтобы Габриэль Хартман знал об этом. И принял жертву. Во имя любви.
Он был дома, немного пьян. Не зная, насколько он поддается гипнозу, Лиана рисковала, но все прошло именно так, как она рассчитывала. И Габриэль Хартман навсегда забыл о том, что было этой ночью…
После того первого раза, Лиана Лэнг уже не могла остановиться. Ее мания набирала обороты, стирала границы дозволенного, уничтожала все препятствия. Одна за одной все девушки, кто вдруг оказывался в одной постели с Габриэлем Хартманом, с той поры были обречены на смерть.
***
– Ты же не жалеешь меня, Биби? – спросила Лиана, внимательно разглядывая лицо сестры. – Самое страшное, что может быть, – это жалость.
Робин стояла у окна и смотрела на море. Казалось, что оно разбушевалось еще сильнее, и теперь уже невозможно отличить, где заканчивается вода и начинаются комковатые грозовые облака.
– Скоро будет дождь, – вместо ответа прошептала она.
Лиана встала и подошла к сестре. Бледная, бесцветная, она казалась всего лишь ее тенью, что падает только в ясный день. А значит, в грозу должна исчезнуть.
– Ты не жалеешь меня, Биби? – повторила она свой вопрос, как будто он был самым важным.
– Нет.
Робин не обернулась на нее, не приобняла. Ее голос не выражал ничего – только дикую усталость. Вся ее жизнь, весь пройденный путь, слова, люди, события – все переплеталось перед ее глазами в замысловатый рисунок, но она не могла понять, нравится ли ей то, что она видит.
– А ты сама?
– Нет, – слишком быстро ответила Лиана и улыбнулась. Было понятно, что она много думала об этом, пока не пришла к какому-то мнению. – Ни секунды не жалела.
– Получается, ты простила себя…
– Простила, – кивнула Лиана.
– А… они? – Робин нервно вдохнула и задержала дыхание. – Они простили?
Лиана пожала плечами и еще раз обернулась на пачку сигарет, лежащую на краю ванны.
– У них был шанс отомстить, – пробормотала она. – И поверь, они им воспользовались.
Робин вздрогнула, вспомнив, как сама сражалась со своими демонами, калеча себя и других в попытке справиться с тем, что так мучило в той, земной жизни.
– И вы остались вместе. Почему?
Лиана пожала плечами, но ничего не ответила. Можно было только гадать о том, что происходит в этом доме. Как тени прошлого ходят по коридорам, как злые демоны вновь и вновь поднимаются из глубины души и начинают мучить друг друга в попытке справиться с самым страшным кошмаром. Они не могли простить ее. Поэтому были здесь. А Лиана… Робин не удивилась бы, узнав, что ей это все просто нравится.
Самый счастливый день…
***
Говорить было не о чем. Робин провела ладонью по щеке сестры, и та вздрогнула, припала к ней и закрыла глаза. Минута нежности. Как будто они вернулись в детство, где были неразлучны.
Выйдя из дома, Робин пошла по песку к бушующим волнам. Когда случилось так, что она возненавидела море? Возможно, когда оно стало для Габриэля Хартмана тем, куда можно спрятать все свои переживания, обиды, злость, неуверенность. Тем, кто поймет и не осудит. Кто может быть грозным и жестоким, а может быть ласковым и любящим. Оно заменило ему всех.
И ее саму, Робин, тоже.
Глава 17. Символ бесконечности
Она достала из кармана белого полупрозрачного платья фотографию и долго смотрела на нее. Умиротворенное выражение лица, смеющиеся глаза, просоленные морем волосы, рисующие на шее темные узоры… Линии стали почти незаметны, краски совсем выцвели. Словно прошло не несколько дней, а десятки лет. Прищурившись, Робин поднесла снимок ближе к глазам. Потом побежала к горевшей за самым ближним столиком лампе, чтобы разглядеть получше то, на что до этого не обращала внимания, – символ бесконечности, нарисованный простой синей ручкой почти у самого уха.
Ее не было с ним в тот самый счастливый момент. Но он точно думал о ней.
Это был один из немногих дней, которые Робин и Габриэль провели вместе.
Им было по пятнадцать, когда они познакомились, попав в одну секцию по плаванию. Робин вышла к бассейну в новом закрытом черном купальнике и оказалась единственной из девочек, кто не решился в первый же день демонстрировать свою фигуру. Остальные щеголяли в раздельных топах и трусиках, словно пришли не на тренировку, а на пляж, надеясь привлечь внимание. Но все вышло наоборот. Они все потерялись на фоне друг друга, а Робин… Тренер по плаванию вывел ее вперед, чтобы показать всем, как надо одеваться, когда приходишь к нему на занятия. Девочка краснела, смущалась, переминаясь с ноги на ногу. Она не привыкла быть на виду, да и вообще очень не любила общение, была замкнутая. И этот первый день стал для нее настоящим испытанием.
После тренировки, сидя на краю бассейна с той стороны, где глубина была максимальной, Робин перебирала в воде ногами, смотря, как она растекается вокруг них, как меняет форму, трансформируется, и пыталась справиться со страхом воды. Да и не хотелось идти в раздевалку переодеваться со всеми другими девочками.
Габриэль подошел сзади и толкнул ее в спину. Неожиданно Робин оказалась под водой, хотя совсем не умела плавать. Растерявшись, она вместо того, чтобы ухватиться за канат, разделяющий дорожки, старалась забраться наверх,
