дней жизнь Хелы трагично не оборвалась от поразившей ее в грудь вражеской стрелы.
В тот день аннерийцы перебили почти всю деревню, пощадив только младенцев. А его опять спасло только чудо. Он успел спрятаться в схроне под полом. Вернувшиеся с полевых работ крестьяне, которым посчастливилось не оказаться в эпицентре этой кровавой бойни, обрушили на него всю свою ярость и боль. Сначала избили до полусмерти ни в чем не повинного парнишку, а потом выгнали прочь из деревни, куда глаза глядят.
Юный Вэл долго скитался по лесам, питаясь травой и мелкими грызунами, пока, вконец обессилев, не набрел на большой отряд дуагских всадников. Они сжалились над одичалым отроком и приняли в свои ряды в качестве чистильщика ландин и оруженосца. Впервые в жизни никто не плевал в его сторону и даже кормил досыта. Он проникся армейским духом и быстро освоил военное ремесло, со временем справедливо заслужив репутацию безжалостного воина, отважно бросавшегося в бой и кромсавшего врага на мелкие куски.
Удача сопутствовала ему всегда, но он, окрыленный победами, однажды потерял бдительность на поле битвы, получив смертельную рану в спину. Валявшийся в луже собственной крови вперемешку с мертвыми дуагами и аннерийцами, Вэл смиренно ждал прихода смерти, но сердце упорно продолжало биться, как будто нарочно оттягивая момент его бесславного конца.
Он отсчитывал секунды, когда на слепящий диск светила упала какая-то неясная тень. До ушей донесся странный шепот и его тело вдруг поднялось над землей. От страшной боли он потерял сознание, так и не успев попрощаться с жизнью. Хотя стоило. Ведь как оказалось это было начало. Начало его новой жизни.
Вэл не знал, сколько времени провел в беспамятстве. Он очнулся в совершенно незнакомом месте, лежа на сухой подстилке в стенах какого-то полуразрушенного, старого строения. С огромным усилием разлепив опухшие от кровоподтеков веки, осознал, что находится среди таких же раненных воинов, как и он, с одним лишь отличием, – все они были аннерийцами. Их маленькие женщины быстро передвигались по узким рядам. Перевязывали раны страдальцам и облегчали боль подбадривающими словами. Кто-то из них не сдерживал рыданий, видя это жалкое зрелище, которое теперь представляли из себя их лучшие, доблестные рыцари.
– Я уже не надеялась, что ты выживешь.
Вэл Энд округлил глаза от неожиданности. Возле него сидела аннерийка – ребенок, лет десяти от роду, не больше. Ему было странно наблюдать ее среди всего этого ужаса.
«Кто додумался впустить ее в обитель смерти? Бессердечные уже с пеленок», – подумал он.
– Не смотри на меня, как на умалишенную. Я уже давно не играю в куклы и сразу поняла твою природу. Почему ты прожил так долго среди презренных? Нужно было уйти в Аннерию, как только ты научился ходить, Вэл Энд! – Не по-детски, укоризненно отчитывала его золотоволосая малявка.
Он был втрое старше нее и со стороны их диалог, наверное, выглядел весьма забавным.
– Откуда ты знаешь мое имя? – Прохрипел он.
Девочка загадочно улыбнулась.
– Ты разговаривал в бреду, когда я лечила твою рану. Она заживет, благодаря мне. Тебе попалось сильное тело и через несколько дней ты будешь способен снова держать оружие.
– Я здесь пленник?
– Нет. Ты дома!
– Так я могу сейчас встать и уйти?
– Куда? К дуагам? Да пожалуйста. Тебя будут пытать и непременно четвертуют, как предателя, едва ты пересечешь границу двух королевств. Можешь вернуться таким путем, если хочешь, а можешь иначе, когда папа достроит портал.
Вэла пробрала досада. Девчушка говорила правду. Теперь назад ему простой дороги нет.
– Ты кто?
– Меня зовут Мендалиель Энь-та-аха-уль. Я дочка придворного алхимага Дагода.
– И что забыла здесь дочка такого высокопоставленного мужа?
Мендалиель мрачно сгримасничала кукольное личико.
– Ищу подходящего человека для своих опытов.
– Я что же, твой подопытный?! – Взревел Вэл.
– Да тише ты! Мой самый лучший экземпляр. Будешь целовать мне ноги, когда поймешь, как тебе свезло, – пренебрежительно ответила она. – Деваться тебе все равно уже некуда!
Если бы Вэл еще тогда понял, о каких опытах говорила эта с виду маленькая бестолочь, то в тот же миг бросился бежать от нее прочь. Разве мог он тогда предположить, в кого вскоре превратится? Нет, такое не могло ему присниться и в самом страшном сне. Бесхребетный червяк, жалкая тварь выполняющая любые приказы своей госпожи – сначала ребенка, а затем и женщины. Он творил ужасные вещи, лишь за одно ее дыхание. Дыхание жизни, как весело называла его наркотик Мендалиель. Без него он не мог жить вот уже пятьдесят пять лет. Черная, струящаяся дымка из ее рта поворачивала для него время вспять, сохраняя тело молодым и сильным. Что это за дрянь, – он не знал, да и не хотел этого знать.
Нужно было отдать ей должное. Она действительно не обманула и менее, чем через неделю его незаметно через червоточину отправили обратно в земли Дуаг. Только вот совершенно другим человеком. Никто из его соратников не догадался, где он пропадал несколько дней и почему его рана так быстро зажила. Больше того, теперь его тело, как – будто по волшебству защищали какие-то неведомые силы. Непобедимый воин вскоре был замечен самим королем и приближен ко двору до предводителя всей его личной охраны. Как оказалось, этого и жаждала будущая королева Аннерии.
Сколько мерзостей он сотворил за спиной королевской семьи Руасу? Он давно сбился со счета, но то, что почти восемнадцать лет назад велела ему сделать злодейка в отношении своего собственного дитя ни шло ни в какое сравнение с теми вещами.
Вэл Энд хорошо помнил, как одной темной ночью, королева Мендалиель, только месяц назад ставшая матерью первого ребенка Антеса Винта-а-ата-де Юй, второго властителя возрожденного королевства Аннерии, снова призвала его к себе. Вручив ему крохотный, шевелящийся комочек, она приказала умертвить его и выбросить подальше от ее дома. Убить невинного младенца – белокурую девочку, такую необыкновенно красивую, словно сказочное видение! Что-то в его бесчувственной и жестокой душе тогда с хрустом надломилось и Вэл Энд впервые не смог выполнить приказ своей госпожи до конца.
Он отнес малютку на северные границы Дуаг, в Запретные земли и оставил там – в холодных болотных водах. Голод и холод убили бы дитя за него менее, чем через сутки, а он, таким образом, хотя бы снял с себя часть вины за ее смерть. Так он
