– Всё, – наконец, объявил он, – кладём здесь.
Уложив раненого, извозчик снял свою шляпу с жёлтой перевязью и перекрестился.
– Ладно, – протянул ему Лера целковый, – ты, давай, уходи теперь.
Вспомнив, что оставил лошадь без присмотра, мужик нахлобучил шляпу и поспешил назад к дороге.
Лера снова склонился над другом.
– Шурка, Шурка, – срывающимся голосом говорил он. – Преобразовывай.
Но всё бесполезно. Шурку трясло, у него, судя по всему, началась предсмертная агония. Лера прижался щекой к его ледяному лбу и заплакал…
Возвращение
В следующий миг раздался визг тормозов, следом надсадно завыл автомобильный гудок. Вскочив на ноги, Лера обнаружил, что сад исчез. Вокруг же раскинулся с детства знакомый городок. В нос ударил запах горящей резины. Он глянул перед собой и увидел такси с жёлтой полосой, из-под клоёс которого валил дым. За рулём с бледным лицом сидел перепуганный водитель. Только теперь Лера понял, что они с Шуркой находятся прямо посреди улицы. Придя в себя, таксист высунулся из окошка.
– Откуда ты, твою раз-тудыткину мать, взялся! – стал ругаться он, как настоящий извозчик. – А если б тормоза отказали?! Так твою рас-так!..
Лера за несколько дней, проведённых в обществе дворян, настолько свыкся с любезностями позапозапрошлого века, что сквернословие простолюдина над умирающим другом привело его в неописуемую ярость.
– Ах, ты, холоп поганый! – воскликнул он, дико сверкая глазами. – Ах, ты, исчадие ада! Червь злобесный!
Услышав в ответ столь замысловатые угрозы, таксист неожиданно сконфузился.
– Припадочный какой-то, – пробурчал он и, тихо ругаясь, объехал друзей по встречной полосе.
– На квашеную капусту изрублю! – пообещал Лера.
Взялся за пояс и с удивлением обнаружил, что не только шпаги, но и самого пояса нет. Вместо дворянского платья на нём был его прежний школьный костюм с потёртыми локтями, а на ногах побитые жизнью кроссовки. Лера перевёл взгляд на друга и увидел, что Шурка тоже преобразился – ни бархатного камзола, ни кружевной рубашки, ни крови.
– Шурик? – позвал Лера в надежде и едва не заскакал от счастья, когда тот открыл глаза.
– Да живой я, живой, – с трудом сел Захарьев, – только бок болит и руки дрожат.
И он вытянул перед собой руки.
– А это что?
Шурка разжал кулак. На его ладони лежала большая приплюснутая с одной стороны свинцовая пуля.
– Это о рёбра, – поморщился Шурка. – Болят ужасно.
Перебравшись в школьный дворик, друзья присели отдохнуть на скамейке.
– Интересно, – огляделся Лера, – какое сегодня число?
– Трудно сказать, – отозвался слабым голосом Шурка. – И год может быть приблизительным.
– Как приблизительным?
– Пять лет туда, пять лет сюда, – пояснил Шурка. – Я ведь при смерти был, мог и напутать.
– Ёлки-палки! – расстроился Лера. – Получается, если мы на пять лет раньше вернулись, то мне должно быть девять лет. А если на пять лет позже – то девятнадцать. Что делать?
– Надо у вахтёрши спросить, какой сейчас год.
– Ага, чтобы меня Майя Сергеевна за умственно отсталого приняла?
– Тогда купи газету в киоске.
– Точно! – вскочил Лера. – Ты отдыхай пока, я быстро.
Шурка прилёг на скамейку и тяжело вздохнул, припомнив недавнее ранение. «Как это я расслабился и пулю проворонил? – корил он себя. – Всё нервы. Надо было не заводиться, а сделать пистолет Переверзева водяным или, например, звуковым. Нажал на курок, а из дула вместо выстрела кошачьи крики вылетают или ржание лошади. Или цветочный пистолет, чтобы фиалками стрелял. Или конфетный…». Шурка представил, как он ловит ртом шоколадные пули, и мечтательно заулыбался. Прервал его фантазии Лера.
– Шурик! – заорал он ещё издали, размахивая газетой. – Смотри, что творится!
– Что, год не наш? – испугался Захарьев.
– И год наш, и день наш, даже час тот же, когда мы от инопланетян ушли.
– Что тогда не наше?
– Да всё наше! – развернул газету Лера. – Смотри!
Шурка глянул, и лицо его засияло от удовольствия. Статья называлась «Ай, да фермеры!». В центре статьи располагалась групповая фотография самих фермеров, которых насчитывалось ни много ни мало – четырнадцать человек. Конечно же, это было семейство Лозовичей. В центре стоял сам Никифор Ворсанафьевич в синем рабочем комбинезоне. На переднем плане в обнимку с козой – Николка с Ванькой.
– А вот и Варя, – показал Лера на симпатичную девушку, одетую в джинсовый сарафан.
В руках недавняя крепостная держала ивовую клетку с двумя канарейками.
В статье рассказывалось о многодетной семье, которая приехала в Беларусь на постоянное место жительства.
– Взяв 36 гектаров земли, – взялся вслух читать Лера, – эмигранты выстроили просторную избу, несколько амбаров для скота и зерна, сараи для хранения сена и соломы. Теперь они содержат молочную ферму, половина которой состоит из коров, а другая – из коз. Ими возведена ветряная мельница. Кроме того, с помощью специалистов Лозовичи наладили выпуск комбикормов для животных. Вдобавок открыли в городе небольшой магазин, в котором продают плетённые из лозы клетки для певчих птиц, хлебницы, шкатулки, стулья, столы, детские кроватки и даже диваны. И самое интересное: хозяйство «Лозовичи» имеет единственную в нашей стране ферму по разведению канареек».
– Ну, ничего себе они развернулись! – восхитился Шурка.
– Слушай, – посмотрел он на друга. – А куда это мы собирались после школы пойти?
Лера наморщил лоб.
– Когда это?
– Да ещё до появления Фу-Фью с папашей.
– Так, на Панский пруд, – вспомнил Лера, – лебедей смотреть.
– Во! – хлопнул в ладоши Шурка. – А теперь пойдём канарейками полюбуемся.
– Ага! – рассмеялся Лера. – И Варей заодно.
Послесловие
В далёком 1786 году всё пошло не совсем так, как предполагал Шурка Захарьев. Сидя на жердочке под неусыпным надзором своего папаши, Фу-Фью умудрился создать автоматическую систему поиска за каких-то две недели. Ещё месяц ушёл на поиск варианта, который преобразовал бы певчую птицу в персидских купцов. И вот однажды поутру, придя к себе в кабинет, городовой обнаружил, что канарейки, как равно и попугайчик, исчезли. От самой клетки остались лишь обломки ивовых прутьев.
– Крысы, – заключил Евграф Андреевич.
И нисколько не веря в сей факт, наказал завести в остроге кошек.
«Хуже не будет, – рассудил Капищев, глядя за окно на первый снег. – А ежели масонские птички объявятся, то наши мурки их незамедлительно на харч изведут. Всё польза отечеству».