Снег еще неуверенно лежал на земле, и, когда он прилипал к ботинкам бодро шагающей Рэй, сквозь ее следы на дороге начинал проглядывать темный асфальт. Она шла с желанием перевернуть свой мир, и вскоре под мышкой у Рэй оказалась толстая газета с объявлениями о работе.
Старуюработу — к черту! Там и лампа жужжит — отвратительно, и надоело бороться с желанием перебить все пробирки. Долой эти сомнения, колебания, размышления: больше красивых девочек, никаких угрызений, а отцу — пусть только слово скажет — по физиономии: раз унего удочери, унее нет отца, и относиться она к нему будет как к любому другому мужику, позволившему себе лишнее. Рэй остановилась, разглядывая объявления на столбе: вспомнилось, что в прошлый раз, когда ее посещала подобная решимость, возвращаться в свое обычное состояние было трудно…
— Молодой человек, вы не в курсе: сто двенадцатый давно ушел?
Рэй одернула куртку и с интересом повернулась на женский голос: рядом на остановке одиноко стояла улыбающаяся женщина лет тридцати пяти — из тех, о которых обычно отзываются не иначе как «пышногрудая блондинка». Рэй улыбнулась: в отличие от Кирш, которая не любила бюсты более второго размера, Рэй нравились не менее третьего.
— Не в курсе, моя хорошая, но можно прогуляться до следующей остановки,
Прислушиваясь к голосу Рэй, женщина перестала улыбаться и посмотрела на нее с интересом. Рэй неожиданно для себя расправила обычно ссутуленные плечи и с вызовом выпятила грудь:
— Так мы идем, мадам?!
Всю дорогу они обменивались междометиями, не пытаясь донести друг для друга никакого особого смысла: «Ого, мадам…» — Рэй одобрительно косилась на грудь незнакомки. «Хи-хи!» — отвечала та в ответ, строя глазки и решаясь на вопрос; «А ты это… да?» Поймав взгляд блондинки на широком кольце вокруг большого пальца, Рэй с уважением кивнула: «Ну да, pink, «тема»… Даже хуже!» Женщина удивленно мотала головой и заливалась смехом. Днем раньше или днем позже Рэй не простила бы ей этот смех, но сейчас, в момент торжественного возрождения своей философии пофигизма, Рэй отрывисто хохотала в ответ — прохожие оглядывались, и она вспомнила, что, слыша ее смех, Кирш обычно восклицала; «Инферно! Мефисто!»
Рэй проводила свою случайную спутницу до самого подъезда и, сунув мимо кармана ее блестящую визитку, отправилась на «Пушку», купив по дороге маленькую книжку в мягком переплете, а газету с объявлениями сунув в урну.
В метро Рэй уселась, расставив ноги, и, раскрыв книгу, исподлобья посмотрела на девушку, сидящую напротив. Если бы однажды Кирш не обратила ее внимание на то, как бучи читают книги, Рэй иногда сомневалась бы, причисляя тот или иной персонаж к «теме», но это был безошибочный метод определения девочки-мальчика-девочки, которая по ночам ласкает отнюдь не мужское тело… Руки Рэй посмотрела на руки незнакомого буча и усмехнулась, погрузившись в собственное чтение, так же, с нажимом прихватив книжку большими пальцами рук. Девушка напротив — лет двадцати, тридцати — не понять: маленького роста, с хрупким овалом лица и хмурыми бровями под темной гладкой стрижкой — сидела, втянув тонкую шею в грубый воротник короткого мужского полупальто. Она опиралась руками на широко расставленные колени и низко склонялась над книгой, вцепившись в нее согнутыми пальцами — так, чтобы скрыть от посторонних глаз их предательскую тонкость, такую же слишком женскую, как узкие запястья, старательно упрятанные в просторные длинные рукава.
Рэй снова покосилась на девушку напротив: когда той пришла пора перевернуть страницу, она сделала это так, как делали все бучи: не отвернув ее сверху с помощью указательного пальца, а сдвинув снизу нажимом большого — опять-таки не выдавая своих рук, Рэй усмехнулась: она делала так же, хотя ей повезло больше, чем этому хрупкому созданию — Рэй от природы досталась широкая кость.
Несколько вечеров подряд Рэй приезжала в переход на «Пушкинской», будто заново вглядываясь в лица «тематической» тусовки: бучи раздражали ее, клавы казались потасканными и недостойными ее внимания… Если бы рядом была Кирш, они на пару выпили бы пива, Кирш цыкнула бы; «Опомнись, одни бэ!» — и увела бы Рэй под локоть прочь; но Рэй была одна, поэтому она пила водку, отпихивала от себя назойливых худосочных бучей, набивающихся в компанию, и уходила домой в сопровождении малоприятных ей поутру созданий с клочковатыми прическами неестественных оттенков. Первые два вечера отец пытался сопротивляться, начинал ворчать, едва заслышав из своей комнаты посторонние голоса, тогда Рэй молча подходила к его двери и закрывала се, с силой ударив по ней ногой — так, что та едва не слетала с петель.
В субботу Рэй впервые после больницы появилась в «Перчатке».
Жизнь в таких клубах не имеет обыкновения меняться: если приглядеться, изменяются только лица, но не их выражения, не прически, не одежда, не позы, не жесты, не отношения. Когда Рэй подошла к стойке бара, по дороге взглядом зацепив несколько выжидающих взглядов под короткими челками и танцующие бедра с кокетливо приспущенными джинсами, она забыла, что долгое время не была в этих стенах. Это ощущение закрепило хрустящее рукопожатие Кот и слюнявое лобзание Феклы, от которого Рэй, матерясь, брезгливо увернулась. Эти тут же поднялись на танцпол, а Рэй, прислонившись к стойке спиной, проводила их сморщенной гримасой. Ей казалось несправедливым, что в грязном переходе, где собирался всякий сброд, она часто встречала милую девушку Аду с неизменным аккуратным хвостом на затылке, мелькавшую там в своей белой курточке как светлячок — и все в ожидании этого сутулого долговязого существа, а оно — Кот — отдавало предпочтение этому бесформенному персонажу с вечно грязной красной головой. Это раздражало Рэй, но казалось удивительным: такие, как Фекла, были в этом мире удобными, беспроблемными спутниками ленивого самолюбия: рядом с ними невозможно чувствовать стеснения, нет нужды что-то менять в себе, зато можно постоянно считывать в их взглядах жгучую, ревностную потребность в своей персоне. Рэй отвернулась от танцпола и собралась было заказать бармену водку, но икнувшее рядом существо отвлекло ее внимание.
Когда сидящая рядом девушка — впрочем, «девушкой» назвать ее было так же трудно, как и Рэй, — она была такой же широкой кости, когда она, глядя куда-то в пустоту перед собой, потерла скулу коротким пальцем с маленьким некрасивым ногтем, Рэй решила, что встретила двойника, и рассмеялась.
Здесь, в царстве больного самолюбия, можно было обидеть даже неосторожной улыбкой, не то что рассмеявшись в лицо, и девушка с силой ухватила Рэй за рукав, требовательно заглядывая в глаза. Рэй сжала незнакомке запястье, поняла, что встретилась с куда более сильным, но пьяным противником, и рассмеялась еще громче. Девушка отвела мутный взгляд и постучала ладонью по стойке:
— Два!
— Чего именно «два»? — не понял бармен.
— Два пива! — ответила за соседку Рэй и отвернулась от нее, выглядывая среди вновь пришедших кого-нибудь достойного ее внимания.
— Ищешь кого-то? — Перед лицом Рэй снова возникли мутные глаза.
— Ага, сексоточку какую-нибудь…
