я, сглатывая, мои руки сгибаются на коленях под водой, пока я жду ее ответа.
— О чем? — Она поджимает губы, пытаясь понять, о чем я спрашиваю.
— Что ты думаешь обо всем, что обещал им Тотем? — Я думаю, что, возможно, меня тошнит, но словесный понос просто не прекращается.
— Я думаю, что все это полная чушь собачья. — Пузырь смеха срывается с моих губ, и я быстро захлопываю рот, чтобы не дать вырваться чему-нибудь еще. — Что такое?
Я качаю головой, на моих губах появляется дразнящая улыбка. — И что ты думаешь о мести, которую они объявили его убийце?
Если она и догадывается, к чему я клоню, то это не отражается на ее лице, когда она усмехается. — Пожалуй, тот мужчина был никуда не годен. Точно. Блядь. Не. Хороший. Если бы это было так, то мои братья не зашли бы так далеко, чтобы держать меня как можно дальше от него.
Острая боль сжимает мою грудь, но не из-за того, кем он был для меня, а из-за того, что он оказал такое влияние на стольких людей. Кто-то должен был прикончить его до того, как дело дошло до меня. Черт, еще до того, как я появилась на свет.
Когда я ничего не говорю в ответ, опустив глаза и следя за своими руками, плавающими в воде, я чувствую, как Валентина входит в джакузи и садится рядом со мной. — Почему ты спрашиваешь?
Ее вопрос звучит так тихо, что я почти не слышу его, но я поворачиваюсь к ней с нежной улыбкой и намеком на грусть, которая, я знаю, видна в моих глазах. — Чтобы посмотреть, достойна ли ты знать, почему я здесь.
— Что…
Прежде чем я успеваю подумать об этом, я делаю глубокий вдох. — Потому что Тотем был моим отцом, и я убила его.
Между нами воцаряется тишина, пока она удивленно смотрит на меня широко раскрытыми глазами, кажется, целую вечность, прежде чем хлопнуть в ладоши.
— Срань господня. Я знала, что ты мне понравишься. Я знала это. Теперь я определенно рада, что договорилась о доставке сэндвичей со стейком, потому что ты этого заслуживаешь, девочка. Ты заслуживаешь любой кусочек мирной жизни, которая может предложить тебе жизнь, и я полностью за это.
24
МАТТЕО
Я откидываюсь на спинку кожаного сиденья, окруженный моими братьями и нашими мужчинами в отдельном здании на территории нашего дома, совершенно не в силах разобраться с тем дерьмом, с которым мы имеем дело. Русские не предприняли никаких других шагов, и мы, похоже, не можем точно определить, какими могут быть следующие, что только еще больше выводит меня из себя.
Мои пальцы сжимаются на коленях, пока Энцо ведет дискуссию об инциденте в ночном клубе и сопутствующем ущербе в результате нападения. Поднимая глаза, я встречаюсь взглядом с братом. — Как поживает семья Торреса?
В комнате остается тишина, все торжественно ждут ответа, и мой брат мягко качает головой. — Настолько хорошо, насколько это возможно. — Его боль очевидна, когда он на короткое мгновение опускает голову, прежде чем снова оглядывает комнату. — Его похороны состоятся через два дня, — добавляет он, вызывая волну шепота по залу.
Все становится более реальным, когда подтверждается факт похорон. Мы собираемся провести следующие сорок восемь часов, желая, чтобы все поскорее закончилось, и одновременно молясь о том, чтобы это никогда не наступало.
Это завершение той боли, которую мы все испытываем из-за потери нашего самого надежного человека и друга.
— Сделай все необходимые приготовления, — заявляю я, кивая своему брату, который натянуто улыбается в ответ.
Это то, с чем никто из нас не хотел бы иметь дело, но реальность жизни настолько непостоянна, настолько деликатна, что у нее есть сумасшедшая манера выбивать почву у нас из-под ног.
Звук того, как кто-то прочищает горло, прерывает безмолвное общение между мной и Энцо, привлекая наши взгляды, наряду со взглядом Вито, к Джио, одному из наших новых рекрутов.
Он оглядывает комнату, переводя взгляд с каждого из моих братьев на мужчин рядом с ним, прежде чем заговорить. — Кто-нибудь видел Тето или что-нибудь слышал о нем? Ранее он прислал мне текстовое сообщение с просьбой кое с чем помочь, но с тех пор я с ним не общалась.
По морщинке между бровями Джио я могу сказать, что ему действительно любопытно и он обеспокоен, но скоро он будет в курсе событий, как и все остальные здесь. Мои кулаки сжимаются, а позвоночник напрягается, пока я пытаюсь сдержать свой гнев, но Вито берет инициативу в свои руки, реагируя первым.
— Никто его не увидит и не услышит, потому что эта путана мертва. — Повисает гробовая тишина, когда расширенные глаза и приподнятые брови смотрят в нашу сторону, надеясь на дополнительные объяснения. — У нас есть правила и приказы, а он им не следовал, — продолжает Вито, его грубый голос становится мрачнее и раздражительнее с каждым словом. — Де Лука семейный бизнес, а не каждый сам за себя. — Его ноздри подрагивают, его руки сжимаются на столе, его белые шрамы на руках светятся ярче.
Я знаю, что он так же зол, как и я. Как только Рен ушла с Валентиной и Нонной, мы втроем бросились проверять камеры наблюдения, которые мы установили в спортзале. Мы наблюдали за развитием событий, следили за каждым его движением и прислушивались к каждому произнесенному им слову. Ему чертовски повезло, что ему пришлось иметь дело только с гневом Рен, а не с нашим.
— У кого-нибудь еще есть возражения против этого? — Вмешиваюсь я, встречаясь взглядом с каждым из мужчин за столом, по очереди, пока не обвожу полный круг.
— Нет, сэр, — наконец произносит Джио, резко кивая и становясь в строй.
Нам нужно найти замену Торресу, кого-то, кто сможет справиться с этим дерьмом в будущем, чтобы нам не пришлось этого делать. Может ли это быть Джио? Я не уверен, меня что-то удерживает, но на самом деле, я знаю, что не получу ответы, которые хочу, прямо сейчас. Мой разум не здесь. Мне нужно сделать шаг назад, чтобы переориентироваться.
— Идите. — Никто не сбивается с ритма, когда они поднимаются со своих мест и выходят из здания. Я чувствую, как вибрирует мой мобильный телефон в кармане как раз перед тем, как последние двое мужчин выходят за дверь, но я не достаю его, пока не остаемся только я, Вито и Энцо.
— Вы уже что-нибудь слышали от женщин? Я хочу приглядеть за Рен, — бормочет Энцо себе под нос, делая глоток
