class="p1">Вояка довольно грубо пристегнул руку женщины к ножке стула, из-за чего ей пришлось чуть скособочиться. Недовольства она не проявила, видимо, давно привыкла к подобному обращению.
— Вы хотите присутствовать? — спросил вояку. Я не удивился, если бы он остался — тотальный контроль с его стороны казался абсолютно естественным.
Вояка кинул на застывшую фигуру женщины обжигающий взгляд, словно голодный зверь, так и не получивший добычу. В коротком взгляде смешались ярость, непонимание, раздражение, гнев. Она не реагировала. Её бы воля, завязала глаза и заткнула уши.
— Нет. Без меня. Её зовут Майя, — мужчина кинул ключ от наручника мне на стол, вышел, хлопнув дверью.
Я немного помолчал, раздумывая с чего начинать знакомство. Первый раз в моей практике был настолько нестандартный случай. Словно я между лезвиями ножниц, он приказал, она не хочет, а мне что делать? Почему он хочет ей помочь. Проблемы с законом? Совесть? Возникли чувства? Или всё одновременно? Первый раз в своей практике я был в замешательстве.
— Привет, я Назар.
Сука ты, а не Назар…
Хорошо, что я сидел. Слова прозвучали в моей голове, женщина даже не шелохнулась. Телепатия!
Возможность передачи мысли, сидевшая занозой в моей голове, внезапно осуществилась с незнакомой женщиной, хотя она даже не посмотрела на меня. От потрясения я мгновенно вспотел, машинально вытер лоб ладонью.
Настроение Майи резко изменилось, её молчание стало напряжённым и злым, ещё минута и на мою шею обрушиться средневековая гильотина. Что ж такое! Я потряс головой, скидывая морок, который неожиданно обрушился меня. Откуда такие яркие пугающие образы? Мои? От неё?
— Не надо меня казнить, я ведь… не ваш начальник.
Кажется, она хотела плюнуть прямо на пол, но задохнулась, дёрнулась словно получила в грудь сильный удар. И опять застыла. Стоп! Я осадил себя, замер, прикрыл глаза, направив внимание на вдохи и выдохи. Пусть подумает о чём-нибудь, я хочу услышать. Молчание затянулось.
Хрупкий мостик между нами исчез. Моё избыточное желание разрушило его.
— Красивое имя у вас, Майя.
Она оторвала взгляд от рук, стиснутых в кулаки, посмотрела на меня. Скорее, мы посмотрели друг на друга. Она моргнула раз, другой, вновь опустила глаза. Злость неожиданно сменилась растерянностью. Я машинально притронулся к разбитой брови, которую утром обработал шершавым языком кот. Скула тоже болела, как и губа, а вот нос я сохранил в целости.
— Не нравится? — спросил первое, что пришло на ум.
Я хотел ещё раз услышать её ответ в своей голове, повторить эксперимент. Майя сидела всё так же неподвижно на первый взгляд, но всё-таки слегка расслабилась.
Хотелось бы услышать её приятный голос, пусть не в голове, наяву. Мне вдруг вспомнились певучие голоса самодеятельных чтецов, которые декларировали стихи со сцены Дома культуры, куда нас — школьников учительница литературы водила приобщаться к искусству. Мне хватило бы двух слов от Майи, двух ударов сердца, чтобы погрузиться в проницаемый туман со странными ускользающими образами. Они мелькали где-то на задворках сознания, готовые вот-вот появиться. Им требовалась самая малость.
Она кашлянула.
Вот оно!
Картина, мелькнувшая в сознании — женщина, скрючившаяся в тесном пространстве, лежащая в луже воды. Я очнулся.
Что это?
— Вас били, Майя?
Женщина покраснела, её лицо исказилось, по телу прошла судорога. Она как рыба шевелила губами, пытаясь то ли сказать, то ли наоборот, сдержаться и промолчать. Неужели полная потеря голоса из-за стресса?
— Все сдохнут. И он, — она чуть не по слогам вытолкнула из себя слова, кивнув на дверь.
Хриплый, придушенный голос женщины мог испугать кого угодно. Голос ведьмы — первое, что пришло в голову, голос женщины, перенесшей слишком много боли.
— Он… бил тебя?
Я не сомневался, что в её прошлом произошло насилие. У людей, занимающих высокую должность, отсутствовала эмпатия к заключённым, их не трогала чужая боль, страдания узников считались заслуженными и необходимыми. Вояка олицетворял систему и был подобен ей — жестокий, беспощадный, равнодушный. За «правильное» воспитание подопечных он, скорее всего, ещё получал поощрения, грамоты и повышения.
Порицал ли я начальника колонии? Нет. Пётр был на своём месте. Единственное, что тревожило сейчас — не используют ли меня втёмную, где я просто пешка в чужой игре.
— Майя, просто кивни, когда я тебя спрошу. Пётр опасен для тебя?
Женщина дёрнула прикованное наручником запястье, потёрла его свободной рукой. Конечно, Пётр опасен. Притащил женщину, приковал к стулу, дал команду разобраться с ней. Солдафон!
Нет? Она отрицательно мотнула головой.
— Стокгольмский синдром?
Как бы ни так! Злобный взгляд на дверь, за которой скрылся Пётр. Она ненавидит его, никакой симпатии у жертвы к агрессору и близко нет. Мнимая покорность лишь подготовка для беспощадного удара. Майя собиралась разрушить Петра, пусть и ценой разрушения себя.
К женщине, попавшей ко мне под конвоем, я чувствовал мощное, магическое, неодолимое притяжение. В Майе таился огромный потенциал. Моя сущность распознала её тьму, потянулась к ней, желая в полной мере изведать, погрузиться в неё. Подобное к подобному. Меньшинство старается стать большинством, свет тянется к свету, темнота стремиться напитаться тьмой, стать чёрной дырой, притяжение которой не могут покинуть даже объекты, движущие со скоростью света. Я был лишь квантом, попавшим на орбиту Майи.
Какой бы парадоксальной ни была моя интуиция, я никогда не противился ей. Сейчас она вопила, требовала получить от Майи согласие на сеанс.
— Майя, рассказать тебе о моём методе?
Она взглянула на дверь, выпрямила спину и кивнула.
— Всё просто. Тебе не придётся ничего говорить, только вспоминать. Я вместе с тобой погружусь в твои кошмары..
Мы смотрели друг на друга, пытаясь увидеть то, что не давала картинка. Это был случай один на миллион. У меня возросло желание и способность нырнуть в чужую боль. Видение её исполосованной спины дало мне больше, чем рассказ об «особых» условиях лагеря.
Зачем? Потому что мне необходимо очутиться в твоих кошмарах, я хочу быть там.
— Так надо.
Зацементированный страхом разум никому не верит, не вникает в смысл объяснений, отвергает посулы. Майю обманывали так часто, что слова потеряли для неё истинное значение. Чем меньше слов, тем лучше.
— Процесс воспоминаний достаточно болезненный. Надо выдержать.
Я гипнотизировал Майю взглядом, как удав кролика. Мне нужно её согласие. Не вырвать его, нет. Только добровольная покорность.
Иди в пасть хищнику. Не бойся, проглочу.
Кивнула.
Я освободил Майю от наручника, и через несколько минут она сидела в кресле в тёмной комнате рядом со мной. Процедура была стандартной. Я попросил надеть маску на глаза, браслет на запястье, включил трек. Майя дрожала, но беспрекословно выполняла мои команды. Дальше
