пойду с тобой, лучше убей себя”. Притом же отец в его глазах представлялся совсем иным человеком, чем мы знаем его теперь. Он являлся для него окруженный ореолом мученичества, жертвой ради спасения своих детей и его, Бориса, от нищеты. Отец затрагивал в нем самые чувствительные, отзывчивые струны молодого сердца: для блага своих детей он шел на долгое, быть может, страдание, для их счастья он отдавал на позор свое имя, на бесчестье — свои седины. Не мог, конечно, Борис понять, сколько своекорыстного чувства скрывалось в поступке его отца, сколько безжалостного эгоизма было в том, что он называл своим самопожертвованием, — да и время ли было для анализа и размышлений?
Если участие Бориса в преступлении было делом отца, то последующая история этого преступления настолько же принадлежит Борису, насколько является делом рук официальных властей. Тут произошло нечто непонятное: деньги лежали так просто, а искали их так мудрено. Точь-в-точь, как в сказке о заколдованном кладе: он лежит тут, близко, стоит только протянуть руки, а волшебная сила отводит глаза и не дает взять клад; так и здесь, должно быть, домовой обошел! А стоило только ткнуть пальцем в чучела, осмотреть нижний ящик комода, опустить руку в изюм — и деньги были бы найдены. Три обыска последовали один за другим, на них присутствовали: прокурор судебной палаты, товарищ прокурора окружного суда, судебный следователь, жандармы, полиция явная и тайная, искали, искали и не могли ничего найти.
Между тем, если бы обыски были произведены в то время с надлежащей полнотой и осмотрительностью, то не было бы и тех печальных явлений, которые произошли впоследствии. Деньги Воспитательного дома были бы все налицо, шестерых укрывателей, которые судятся теперь, не существовало бы, и не пришлось бы вам судить одно и то же дело в два приема, — сначала голову, а потом туловище.
Я думаю, что вообще не было бы дела Мельницкого, если б не было тех порядков, которые существовали в Воспитательном доме, о которых говорилось на суде и красноречивым примером которых служит та долговая книга для позаимствований из казенного сундука с неприличным названием развратной женщины, которая считала в числе своих постоянных и усердных абонентов всех служащих Воспитательного дома.
Когда вы будете в вашей совещательной комнате обсуждать судьбу Бориса, вспомните о его нравственных страданиях, о том тяжелом уроке, который дала ему жизнь в такие годы, когда люди еще сидят на школьной скамье; не откажите ему протянуть руку вашей помощи во имя его спасения и отпустите его с миром; не лишайте его средства в будущем загладить вину и дайте ему возможность начать другую, новую и лучшую жизнь».
Во многом благодаря Сахарову суд учел возраст детей, их искреннее раскаяние и готовность искупить вину. Упрекать их в том, что они послушались отца или не донесли друг на друга, было бы и вовсе кощунственно. Да и деньги они расходовали совсем уж по-детски: одних конфет съели на три тысячи рублей! В общем, к моменту вынесения присяжными заседателями вердикта о снисхождении к ним просил уже сам прокурор.
Вердикт был таков: поскольку они не имели корыстной цели, они невиновны.
Такое редко случается в залах суда, но после оглашения приговора зал рукоплескал в течение десяти минут. И только один-единственный человек из всех присутствующих имел иное мнение на этот счет. Хотите знать, кто это был? Сам Антоша Чехонте, на тот момент ровесник, между прочим, подсудимых:
«Судятся дети проворовавшегося отца. Отец, строгий, требующий от детей безусловного повиновения и уважения к собственной бородатой особе, мечтающий о путешествии на Афон, молящийся по четыре часа в день, уворовывает самым подлым образом 300 тысяч рублей. За кражей следует целый ворох лжи, лицемерия. Он украл у детей для детей и делится с последними. Боря, Варя, Валя и прочие получают по львиной порции. Но все это, впрочем, не важно, старо. Мало ли воров переловлено на Руси от Рюрика до сегодня и мало ли фарисеев видим мы, плавая по житейскому морю? Немножко новое и любопытное в описываемом процессе есть только одно обстоятельство: на скамье подсудимых сидели люди порядочные, не испорченные, образованные.
Сын Мельницкого Борис кончил курс в техническом училище. Он молод и всей душой предан естественным наукам; зайчик, сделанный им, получил бы на выставке медаль. Поглядите на его безбородое, юное лицо, и вы узнаете в нем хорошего, рабочего студиуса. Варенька, дочь фарисея, еще гимназистка. Грех и подумать о ней что-либо скверное. Остальные подсудимые получили от свидетелей самые отменные свидетельства о поведении. И эти порядочные люди были виновны в разделении казначейского куска. Они не сумели противостоять натиску папеньки-фарисея и не вынесли борьбы.
Интересно знать, что запоют эти порядочные, образованные и… ну, хоть честные люди, если им придется вынести на своих плечах более почтенную борьбу? Бывают ведь сражения и посильнее, и посерьезнее, и попочтеннее, чем с папашей, желающим украсть».
Вот так вот!
Конечно, было огромное количество людей, поддерживавших позицию Антона Чехонте, но даже они не могли не признать виртуозной работы следователя Сахарова, благодаря которому это дело вообще было доведено до суда.
На счету Николая Васильевича было успешное раскрытие еще одного резонансного преступления. Суть истории была такова. 19 ноября 1879 года на третьей версте Московско-Курской железной дороги произошел взрыв полотна, что привело к сходу с рельсов поезда. К счастью, обошлось без человеческих жертв, поэтому в разряд громких дел оно вряд ли попало бы. Если бы не одно «но» — в этом поезде ехал сам государь император Александр II со свитой. Поэтому следственная группа во главе с Сахаровым в спешном порядке выехала к месту событий.
Вот выдержка из постановления судебного следователя по важнейшим делам Н. В. Сахарова по делу о взрыве полотна Московско-Курской железной дороги 19 ноября 1879 года:
«5 февраля Судебный следователь Московского окружного суда по важнейшим делам Сахаров, рассмотрев производство по делу о повреждении пути Московско-Курской железной дороги, на третьей версте от станции “Москва”, произведенного 19 ноября 1879 г. посредством взрыва динамитом, причем потерпел крушение шедший в то время пассажирский поезд, нашел:
1) что актом осмотра местности взрыва обнаружено, что повреждение пути произошло посредством мины, заложенной под полотно железной дороги, причем минная галерея проведена из близлежащего дома, принадлежащего Саратовскому мещанину Николаю Семенову Сухорукову;
2) что немедленно после взрыва владелец дома Сухоруков с женщиной, которую выдавал он за свою жену, скрылся;
3) что мещанин Сухоруков, как установлено в настоящее время расследованием, присвоил себе вымышленную фамилию, и что лицо, именовавшее себя этой фамилией,