ему чуть больше — это справедливо.
— Юрий Владимирович так же считает, — с улыбкой кивнула она и решила. — Я с тобой зайду, пожалуй — рано или поздно все равно кто-то из них нас вместе увидит, так что расскажем, будто ты меня в личное пользование выкупил, — подмигнула.
— Ох я бы выкупил! — мечтательно вздохнул я. — Но ты ведь не продаешься.
— Не продаюсь, — хихикнула она.
— В свете последней пары реплик прозвучит скользко, но это — от чистого сердца, — предупредил я. — Тебе доплачивать может? «В черную». Нам за это ничего не будет.
— Спасибо, Сережа, — правильно поняла и не обиделась она. — Но мне хватает, правда. Но можешь дальше угощать меня мороженым, — потрепала по волосам.
— Прекратить приручение! — сдавленно просипел я.
— Прости, машинально выходит — профессиональная деформация, — вздохнула она.
Глава 18
— А ты откуда вообще? — неопределенно поводив рукой в воздухе, спросил я.
— Сирота, из Дома Малютки, — спокойно ответила Виталина, в «дрифте» входя в поворот.
Даже не знал, что «Запорожец» так умеет!
— Сначала там росла, потом пришла женщина, осмотрела всех девочек и забрала меня в школу-интернат. Где — не скажу, но лет до тринадцати я считала, что угодила в школу для одаренных девочек — программа там такая была, Сережа, что мы как только «отбой» слышали, сразу же вырубались. Но было здорово — к нам артисты приезжали, писатели… — с ностальгической улыбкой протянула она. — А потом в программе изменения появились, а нас начали по одной-две водить в город, в интересные игры играть: «проследи за тем дяденькой так, чтобы он ничего не заметил», «сопри, а потом положи кошелек на место», «притворись тем-то и тем-то». Весело было, — снова ностальгическая улыбка. — А потом из нас пять человек отобрали, среди ночи увезли в воинскую часть, погрузили в вертолет, и год готовили где-то в Сибирской тайге: стрельба, вождение, рукопашный бой. А языки, музыку и обычные предметы-то никто не убирал, — Вилка поёжилась. — Но я старалась — Родина мне шанс дала сделать для нее то, что другие бы не потянули. А это для меня — самое важное было, Сережа, — потрепала по голове. — И сейчас так же — если нужно, пулю за тебя поймаю! — блеснула сталью в глазах. — Все равно от меня толку… — махнула рукой и замолчала.
— А после тайги? — не отстал я.
Охренеть как интересно же! А она — «большая девочка» и сама разрешила спрашивать.
— А после тайги — секретная подготовка в секретном месте. Тоже отсеивали — шесть человек на нее попало из группы в полсотни, — с гордостью поведала она.
— Впечатляет! — неподдельно восхитился я.
И вправду Чугунова!
— И вот только там, сразу по прибытию, нам и объяснили, к чему Родина готовила нас много лет, — поблагодарив улыбкой за комплимент, продолжила Вилка. — И выбрать предложили — надо оно нам или нет. Никто никого силком не заставлял, Сережа, и даже время дали подумать — аж трое суток. Никто не отказался, а нам ведь длинный-длинный список зачитали с девушками, которых «спалили», и что с ними за это сделали.
— Я бы сбежал, — честно признался я. — Еще на этапе тайги, наверное.
— Так у тебя мама есть, Сережа, — мягко улыбнулась Вилка. — И Таня, и друзья, и Сойка. А у нас — только Родина. А за нее… Да что уж теперь говорить, — расстроенно махнула рукой.
Протянул руку и аккуратно погладил девушку по голове:
— Виталина — хорошая!
— Да ну тебя! — рассмеялась она.
Добрались до конспиративной квартиры, зашли в подъезд, Вилка ехидно ощерилась, вытащила из волос заколку и с ее помощью секунд за пять вскрыла замок.
— Охереть! — оценил я.
— А ты думал! — гордо вскинула подбородок, показала мне «тсс!», и мы зашли внутрь.
— Облава! — рявкнула она.
Валяющийся на кровати и тупящий в телек…
«Александр Исаевич Солженицын был приговорен к расстрелу, приговор приведен в исполнение…»
Земля гниде стекловатой!
…старый еврейский знакомый шумно рухнул на пол и забился под лежбище.
Мы с Вилкой бессердечно заржали.
Мужик выглянул, узнал нас и разразился громкой матерной речью, разбившейся об Вилкино:
— Мне Дрону рассказать, что ты дверь разучился запирать?
Ох и побледнел! Дрон, видимо, человек страшный.
— Не губи! — натурально рухнул он перед ней на колени.
— Нужен ты мне больно, — отмахнулась Вилка.
Расслабившись, хранитель шмотья поднялся на ноги и спросил:
— А ты как здесь? И почему в таком виде? И почему с ним? — кивнул на меня.
— Потому что у меня половое созревание и нерабочая рука, поэтому нашел себе машинистку-секретаря посочнее, — нагло заявил я. — Презервативов отвесь, пожалуйста, штук пять.
— А не мало? — с отчетливой завистью в голосе полез в ящик шкафа фарцовщик.
— Согласен, добавляй нолик к пятерке, — махнул я рукой.
Вилка одобрительно показала мне большой палец.
Фарцовщик вручил мне упакованный в советскую бумагу сверток, получил оплату и спросил Виталину:
— Сколько он тебе платит?
— Не в деньгах дело, Вася, — надменно улыбнулась она ему.
Вот и познакомились!
— Дрон чего только не предлагал, ты же знаешь, — продолжила она и погладила меня по голове. — А с Сережей мне интересно. Пока!
— Пока! — присоединился я к прощанию, и мы покинули квартиру, оставив грустного-задумчивого хранителя одного.
— Правда интересно? — полюбопытствовал я по пути к машине.
— А кому бы не было? — риторически спросила она.
Уселись, я отправил сверток на заднее сиденье, и мы поехали к ДК.
— А что за Дрон?
— Андрей Андреевич Андреев… — начала она отвечать, но я перебил.
— Реально?!
— Я тоже долго не верила, — хихикнула она. — У него таких квартир по всему Союзу — штук семьдесят. Ну как у него — там сеть целая, Сережа, но выше Дрона я пролезть не успела — я с ними месяц всего протусовалась, цену себе набивала, в доверие входила. Смешные они, чисто как дети — тут подмигнешь, там юбочка чуть выше, чем надо задралась, и все, с рук жрать готовы с довольным урчанием, — с грустной улыбкой поведала она.
