хочу вернуться в Бостон, но я не говорила ему, что устроилась на работу и купила билет в один конец на первое августа. Временами мы обсуждали отношения на расстоянии, говорили, что он мог бы переехать ко мне в Массачусетс, но сомневаюсь, что он действительно во все это верил. Его в Сент-Пол-то со мной еле-еле отпустили.
Мне хотелось однажды выйти замуж, родить детей. Чарли же нельзя было позволять распоряжаться деньгами. Занимался он только тем, что целыми днями катался по Мэдисону вместе с Максом. Не считая вечера в «Усталом путнике», мы ни разу не были на свидании. Порой меня одолевали эти мысли, и я вообще не понимала, почему я до сих пор с ним. Но в глубине души, конечно, мне все было ясно.
Однажды Чарли объяснил мне, как чувствуешь себя под героином.
– Представь, что ты страдаешь от невыносимой боли. Тебя мучают ужасные навязчивые мысли, кожа горит, даже пошевелиться больно, даже глаза открыть – от всего тошнит. А еще тебе очень страшно, потому что ты не знаешь, закончится ли это когда-нибудь, и если закончится, то когда. – Он описывал ломку, но, как по мне, все то же самое можно было сказать о жизни в целом. – Но при этом тебе известно, что где-то существует кнопка, и стоит на нее нажать, как страдания прекратятся в два счета. – Он щелкнул пальцами. – Станет тепло, спокойно, и ничто больше не будет тебе угрожать. Эта кнопка – героин.
– Господи, – пробормотала я.
– Каждый день, каждую секунду я убеждаю себя не нажимать на кнопку и при этом постоянно помню, что она существует и что нажать на нее очень просто. Хоть один раз, последний.
– Это же пытка, – ахнула я.
Чарли кивнул.
– Героин для меня как воздух.
25
В конце мая все мы, одетые в мантии и шапочки с кисточками, поднялись на сцену стадиона «Кэмп Рэндалл», где нам вручили дипломы. Вокруг толпились будущие медики, бизнесмены, ветеринары, и среди них я чувствовала себя ужасно глупо. Они теперь дипломированные специалисты, скоро начнут создавать законы, рассчитывать налоги, принимать роды. А наши дипломы что символизируют? Сто раз переправленные вордовские файлы, письма в журналы, долгие разговоры после семинара? Все это как-то терялось в гигантском амфитеатре стадиона.
Мы писали о врачах, адвокатах и соцработниках. Но сами-то разве занимались чем-то реальным?
Я часто задумывалась, чем отличаюсь от ребят с семинара. Я более стеснительная. В зависимости от настроения я могу быть более или менее сообразительной или чувствительной. В день вручения дипломов среди всех этих новоиспеченных докторов, юристов и социальщиков мы остались обычными людьми. Прежними. Просто шесть человек, которые любят писать, отчаянно к этому стремятся и не представляют, что будет дальше.
Сэм уехал первым, в Канзас-сити его ждали жена и дом.
В его последний вечер в Мэдисоне мы собрались на Вилли-стрит в баре «Мики». Оформлен он был как жилище какого-нибудь безумного дядюшки: три больших зала, соединенных темными извилистыми коридорами и заставленных винтажной мебелью: обитые шелком диваны и кушетки, зелено-голубые в желтую полоску стены, одна из комнат вся лиловая. Зеркала в резных рамах, канделябры. В глубине – бильярдный стол, окруженный диванчиками для отдыха и настольных игр.
Мы расположились на заднем дворе, огороженном увитым гирляндами деревянным забором. Стоял первый день июня, с вручения дипломов прошла неделя. Занятия окончились, экзамены были сданы. Студенты разъехались по домам на каникулы. Нас же обуяла пьяная ностальгия. Мы принялись обсуждать персонажей наших рассказов и повестей, написанных за последние два года.
У всех нас случались неудачные эксперименты, которым суждено было остаться черновиками в ноутбуках. Но иногда нам все же удавалось создать живой характер, который становился частью нас самих. Некоторые из этих рассказов уже увидели свет – были напечатаны в журнале или интернете.
Влюбившаяся в стоматолога женщина стала частью Вивиан – и нашей тоже, ведь мы читали столько вариантов этой истории. А через полтора года, когда книга выйдет в издательстве «Саймон и Шустер», мы увидим знакомых героев и сцены на бумаге и словно перенесемся домой, в годы учебы.
– За наших воображаемых друзей, – поднял тост Роан.
И все чокнулись.
Настало лето. Вслед за Сэмом разъехались и остальные. Уилсона пригласили преподавать английский в старшую школу в Филадельфии. Вивиан и Роан вместе уехали в Нью-Йорк. Вивиан собиралась устроиться официанткой в тот же ресторан, где работала раньше, а Роан получил место редактора в рекламной фирме. Дэвиду, единственному из всех, дали стипендию в каком-то учебном заведении на Юге, к занятиям он должен был приступить в сентябре.
Мы с Чарли много гуляли. Он снова нашел работу – занимался ландшафтным дизайном и ходил на встречи анонимных наркоманов. Не употреблял. И даже траву почти не курил. Никогда еще на моей памяти он не был в завязке так долго.
Мы даже сходили на свидание в «Мемориал Юнион Террас». Пришлось отстоять в очереди, но потом Чарли купил нам мороженое, мы ели его на причале и наблюдали, как народ катается на лодках и байдарках, как студенты расслабляются на огромных плавучих подиумах. Голоса и смех разносились над водой, как музыка. Озеро Мендота отливало жемчужно-голубым. Такое тихое, не то что зимой, когда о берега разбивались яростные, почти океанские волны, а в самые лютые морозы поверхность промерзала так, что на нее мог бы приземлиться небольшой самолет.
Мы с Чарли сидели на дальнем конце пирса и болтали ногами в воде.
– Чарли, – сказала я. – Давай сфотографируемся.
Мы обнялись, я переключила камеру телефона в режим «селфи» и сняла нас. Потом отклонилась и принялась фотографировать одного Чарли. Через пару минут он закурил, а я стала рассматривать снимки. К мороженому Чарли почти не притронулся.
Редко так случалось, чтобы я чувствовала себя на одной волне с окружающей обстановкой, с другими людьми. Но в тот момент меня переполняло счастье.
Я придвинулась ближе к Чарли и обняла его за плечи.
– По правде говоря, в такие дни мне обычно бывает одиноко. Люди встречаются, веселятся с друзьями. Я же не особенно хорошо вписываюсь в компании. Но с тобой я как будто тоже становлюсь частью чего-то.
Он швырнул окурок в воду.
– Мне кажется, у нас с тобой может получиться что-то особенное. Вместе мы на многое способны.
– Правда?
– Мы уже столько всего пережили. И так сильно любим друг друга. С тобой я становлюсь другим. Я и сам не знал, что я такой. – Он кивнул на мой телефон. – Посмотри на эти фотки.
