совсем как его отец, когда услышал её последнюю фразу.
«Я не буду тебя отталкивать». Эосфор отлично понимал, что «не буду» и «не хочу» – разные вещи. Может, Харрис просто так сформулировала фразу, а может, не сумела удержать правды? Лукас искренне хотел ей помочь, и нисколько бы не обиделся, если бы она честно сказала ему, что ей тяжело переносить и его прикосновения тоже. Но что за слова у неё вырвались? Это была оговорка или несдержанные чувства? Как ему стоит себя вести?
Как бы то ни было, видимо, он был прав тогда – ему явно не стоило даже пытаться открыть ей сердце, которое за последние дни всё громче стучало, когда девушка была рядом. Это разрушило бы всё, что у него сейчас было, а имел он на данный момент не так уж много – и всё это было связано только с Хлоей. Нужно было тихо радоваться.
Эосфор молча приблизился и снова показал девушке, не увидевшей его заминки, как нужно было зажимать аккорд. Гитара у рук из девушки чуть соскользнула, Лукас дёрнулся вперёд, желая удержать инструмент, и – так получилось, – крепко обнял Харрис. Она замерла, чтобы не нарушить баланса и не заставить его вывалиться из коляски. И она была так близко…
Эосфор вдруг почувствовал острое желание защитить эту девушку от всего, что её мучило. Не только в этом доме – ему просто хотелось оградить её ото всех бед, что могли бы настигнуть. Она сделала так много для него – перевернула всю жизнь за несколько дней. Подумать только: совсем недавно он проводил всё время в своей кровати и думал только о том, как бы ему умудриться оборвать свою жизнь – скорее и безболезненнее. А сейчас – сидел в саду, мог заниматься музыкой, общаться с теми, кто не причинял, или почти не причинял ему боли – младшими братьями и сёстрами. Нет, тот час, проведённый в подвале, Лукас не забыл – но в самом деле, это было каплей в море. Он переживал вещи и похуже. На какой срок ему подарено это счастье? Как долго они смогут обманывать семью, сидя в саду и бренча какие-то песни?
Опасность была всегда. В любой момент Годфри могло всё надоесть, Зак или Аманда могли всё узнать. В любую секунду их с Хлоей жизни могли отнять. Эосфор боялся привыкать к хорошему, его уже дважды осадили с этим: сначала он лишился ног, едва успев поверить, что сможет спокойно жить дома, а потом, когда решил, что хуже ничего уже не случится – оказался в подвале.
Разум кричал, надрывался, пытаясь напомнить о своих рассуждениях. Доктору могло быть противно просто сидеть с ним рядом – но нет, разве она не освободилась бы уже из его объятий? Разве обняла бы его сама тем утром, когда он оказался парализован? Что, если просто прекратить раздумывать, окунуться с головой в то чувство, из-за которого всё ещё билось его сердце? Ведь сейчас было гораздо проще убить себя – найти таблетки, острые предметы, даже оружие. Харрис не контролировала его во всём, он мог бы уехать в ванную и выстрелить себе в висок. Но Лукас жил. Наверное, жил только ради этого тепла, что сейчас окутывало всё тело, несмотря на то, что это он обнимал девушку, а не она его. Так может быть – стоит бросить мучить себя? Зачем делать грязную работу за тех людей, что и без того старались усложнить его жизнь?
Эосфор выдохнул, когда Хлоя подняла голову и посмотрела ему в глаза. Она наверняка не понимала, почему он так долго не может найти баланс, отодвинуться от неё – или, может, наоборот, слишком хорошо понимала.
Взгляд Лукаса скользнул чуть ниже её ярких глаз, к губам. Это было что-то, чего он ещё не чувствовал в полной мере, но всегда мечтал ощутить. Ему хотелось любить и быть любимым. Хотелось, как он это называл сам для себя, «настоящего».
Вот только… было ли это всё настоящим?
Эосфор замер, не отрывая взгляда от лица девушки. Она всё ещё молчала, и он до сих пор никак не продемонстрировал стремления сделать что-то, что ещё больше нарушило бы рамки её личного пространства. Просто держал в объятиях. Он любил её? Мог ли он её добиться? Мог ли заставлять, привязывать к себе своими чувствами, о реальности которых вряд ли способен трезво судить?
Мысли отозвались почти физической болью в груди. Искать в глазах Хлои ответ было бесполезно, сейчас всё было только в его руках.
Впервые сердце победило разум. Лукас сдался, бросил сопротивляться, и медленно наклонился чуть ниже. Обе гитары соскользнули и упали на траву, загудели. Эосфор собрался с духом и уже был готов коснуться губ девушки своими, чуть подался вперёд…
И внезапно ощутил довольно сильный удар по лицу.
Глава 6
Почему, о, почему не смог я?
Лукас чудом удержался в коляске. Его качнуло, он выпустил из своих объятий Харрис и вцепился в подлокотники кресла, чтобы не упасть на девушку и обе гитары. На секунду в глазах у него потемнело, он даже не понял, откуда пришёл удар. Потом, наконец, болью полыхнула правая щека и висок. Эосфор часто заморгал, подтягиваясь в коляске, и первым делом, когда туман перед глазами рассеялся, он взглянул на девушку – хоть логика уже и подсказывала, что она так ударить его просто физически не могла, её руки были опущены.
– Ой! – раздался где-то рядом возглас. Послышались быстрые шаги, кто-то бежал к ним, перепрыгивая через любимые отцовские клумбы. Лукас заторможено огляделся, и наконец, установил причину произошедшего: пляжный мяч, из тех больших и лёгких, которыми можно было играть как на суше, так и в воде. Именно этим мячом ему прилетело откуда-то справа, откуда сейчас как раз кто-то бежал.
Прежде, чем Эосфор хоть как-то отреагировал, его горящей щеки коснулась Хлоя. Осторожно ощупала пострадавшее место, в глазах у неё была тревога.
– Ты в порядке? – спросила она. Лукас кивнул – когда лёгкий шок от неожиданного удара прошёл, почти прошла и боль. Травмировать этим мячом было довольно сложно, трудно было даже поставить синяк – так что почти все неприятные ощущения были обусловлены внезапностью развития событий.
– Извините! – из-за кустов, наконец, выскочил виновник произошедшего – Рик. Быстро оглядел брата, доктора, состряпал очень жалобную рожицу. – Я кого-то ударил, да?
– Ничего страшного, – быстро сориентировалась Хлоя. Наклонилась, подобрала мяч, бросила его мальчику – легко и точно. Эосфор вдруг ощутил
