своей и оказалась-то у него в гостях, – если он не готов взять на себя определенную ответственность, логически вытекающую из ситуации. И это отнюдь не становится менее истинным оттого, что двадцать минут спустя, когда факел уже пущен в ход, да притом с известной долей настойчивости, исход дела оказывается вдруг далеко не так очевиден, как представлялось вначале. Мистер Вервер открылся – он открылся ей, пока они сидели рядышком на скамейке, расположенной в стороне от других, которую он приметил во время одной из предыдущих прогулок и мысленно приберегал именно для этой минуты; сюда он постепенно, но неуклонно направлял Шарлотту в течение последней четверти часа, занятой чрезвычайно интересными репликами и паузами, исполненными скрытого значения. У подножия могучих утесов, на которых, белея оштукатуренными стенами, приютился живописный городок, между рокочущим прибоем, подступающим приливом и пронзительными звездами, что мало-помалу загорались впереди и вверху, преобладало все-таки ощущение покоя и безопасности от фонарей, скамеек, мощеных дорожек, говоривших о близости большого скопления людей, в данный момент готовящихся в очередной раз торжественно приступить к сниманию крышек с блюд.
– На мой взгляд, мы прекрасно провели вместе эти несколько дней, так что, надеюсь, вы не будете слишком удивлены, если я спрошу, могли бы ли вы найти возможным считать меня своим мужем?
Словно зная заранее, что она, безусловно, не ответит сразу, что правила хорошего тона ни в коем случае не позволят немедленно дать ответ – не важно, положительный, отрицательный ли, – мистер Вервер прибавил еще несколько слов. Обдумывая заранее предстоящий разговор, он пришел к выводу, что это будет необходимо. Он только что задал вопрос, после которого уже не было пути назад, принеся тем самым символическую жертву в виде сожженных кораблей, сказанное же вслед за тем долженствовало обозначать собою добавочную порцию запала, чтобы обреченная флотилия уж наверняка сгорела дотла.
– Это не внезапное решение, и, возможно, вы могли почувствовать, что дело идет к этому. Я размышлял о браке с тех пор, как мы уехали из «Фоунз» – на самом деле, все началось еще там.
Он говорил медленно, желая дать ей время как следует подумать; тем более что, слушая, она была вынуждена смотреть ему в лицо и была при этом замечательно хороша – немаловажное и само по себе приятное следствие. Во всяком случае, она, кажется, не была шокирована, – впрочем, и то сошло бы за вполне уместную застенчивость. Мистер Вервер готов был дать ей сколько угодно времени на размышления.
– Не думайте, пожалуйста, будто я забываю, что я уже не молод.
– Ах, вот уж нет! На самом деле я старше вас. Вы-то как раз молоды.
Это были ее первые слова, и, судя по тону, каким они были сказаны, она успела как следует подумать. Ответ не совсем по существу, но, по крайней мере, доброжелательный, а это главное. Она заговорила снова, все с той же доброжелательностью в ясном тихом голосе и бесстрашным выражением лица.
– Я тоже глубоко убеждена, что это были прекрасные дни. Я не была бы так благодарна за них, если бы не догадывалась, более или менее, к чему они ведут. – Почему-то у мистера Вервера возникло ощущение, словно она сделала шаг ему навстречу, продолжая в то же время неподвижно стоять на месте. Несомненно, все это означало только одно: она раздумывает, серьезно и рассудительно. Именно этого он и хотел. Если она будет раздумывать достаточно долго, то, скорее всего, додумается до того, к чему он стремится. – Мне кажется, – продолжала она, – это вам необходимо сначала убедиться, уверены ли вы.
– О, я-то уверен, – сказал Адам Вервер. – Я никогда не говорю о важных вещах, не будучи вполне уверен. Так что, если вы сами в состоянии представить себе такой брак, то и беспокоиться не о чем.
Снова она долго молчала и как будто пыталась представить себе это, не пряча от него глаз, в сумерках, пронизанных светом уличных фонарей, под вздохами ласкового, чуть влажного зюйд-веста. Но через минуту итог ее раздумий выразился всего лишь следующими словами:
– Не стану скрывать, я считаю, что замужество – это хорошо. Я хочу сказать, хорошо для меня, – продолжала она, – потому что у меня совсем никого нет на свете. Надоела эта ужасная бесприютность. Хочется, чтобы был свой дом, какая-то своя жизнь. Чтобы были какие-то причины делать одно, а не другое… Причины, которые касаются не только одной меня. На самом деле, – сказала она так искренне, чуть ли не с болью, но и так откровенно, что чуть ли не с юмором, – на самом деле мне, знаете ли, хочется замуж. Тут все дело… Ну, в состоянии.
– В состоянии? – недоуменно переспросил он.
– Я хочу сказать, в семейном положении. Мое мне не нравится. «Мисс» – так чудовищно звучит, если только обращаются не к продавщице. Я не хочу превратиться в кошмарную английскую старую деву.
– О, вам хочется, чтобы кто-то о вас заботился. Что ж, очень хорошо, я буду о вас заботиться.
– Да, наверное, речь идет приблизительно об этом. Только я не понимаю, почему для такой малости, – она улыбнулась, – для того, чтобы всего лишь изменить свое семейное положение, я должна сделать так много.
– Так много – выйти замуж именно за меня, а не за кого-нибудь другого?
Она все улыбалась с необыкновенной прямотой.
– Того, что мне нужно, можно добиться и не такой ценой.
– Вы считаете, это для вас слишком много?
– Да, – ответила она, помолчав. – Я считаю, что это очень много.
И тут, хотя она говорила так мягко, с истинной деликатностью, и он чувствовал, что немало преуспел на своем пути, – но тут вдруг что-то словно разладилось, и он уже плохо понимал, как обстоят дела между ними. И, конечно, он сразу подумал о разнице в возрасте, пускай она так великодушно и так упрямо умалчивает об этом. Он ей в отцы годится!
– Да, конечно, в этом моя беда. Я далеко не идеал, я вам не ровня, с вашей молодостью и красотой. Вы всегда рассматривали меня совершенно в другом свете. Сейчас это говорит против меня, и тут уж ничего не поделаешь.
Но она медленно покачала головой, возражая ему так мягко, как будто даже печально, и еще прежде, чем она заговорила, он уже смутно предчувствовал, что у нее готово какое-то другое, более глубокое возражение, рядом с которым его доводы покажутся незначительными.
– Вы меня не поняли. Я думала о том, что все это будет значить для вас.
О, теперь дело проясняется!
– Не стоит об этом думать. Я хорошо знаю, что
