меня считаешь лицемеркой, если не хуже.
— Помнишь приём в башне Даймеров? Представляю, как это выглядело в твоих глазах, что ты обо мне думал... Ты же и сейчас уверен, что я пошла бы с любым, кто предложил бы мне брак? Нет, не пошла бы. И не пойду!
— Дело в том, что я всё время чувствовала себя виноватой. Перед Артуром, перед мамой. За то, что я здесь, а они — там. Хотела искупить вину, пожертвовав собой. Но это же глупо. Магические предки, до чего это было глупо! Я даже не знаю, действительно ли Талхары способны вытащить Артура. И Гица права, я бы не хотела, чтобы меня спасли такой ценой. И мама бы не хотела. Хватит. Больше никаких жертв, никаких сделок. Я не смогу помочь родным, если не буду в мире с собой. Понимаю, что теперь на твоих адвокатов рассчитывать не стоит. Лечись, поправляйся, а я попробую сама. Начну с прессы, как ты предлагал. Я тут познакомилась с одной девушкой из "Джеландии сегодня"...
— Даже не представляла, что могу столько времени говорить без остановки. Ты наверное дождаться не можешь, когда я заткнусь. Торчит тут неизвестно кто, болтает без умолку. Неужели у тебя нет никого близкого? Рядом с тобой не я должна сидеть, а твой отец, брат, любимая женщина... Не временная жена, доставшаяся по случаю, а та, за которую ты жизнь отдашь. Ох... Получается, и отдал…
— Я стараюсь всё перевести в шутку, но сам видишь, что выходит. Это потому что мне страшно. Ты лежишь тут, опутанный трубками и проводами, в этих накладках, как рыцарь в белых латах, пол лица скрыто лечебными пластинами, будто шлемом. Сколько бы в них ни было добра и росы, я не знаю, достаточно ли этого. Я ничего не знаю! Вот, опять слёзы... Можно я тебя поцелую? Прикоснусь губами... тут, где ямочка. Не больно? Возьму тебя за руку, прижмусь лбом к ладони… вот так… осторожно, как пушинка. Ты только не умирай, пожалуйста. Я ведь… Я, кажется, люблю тебя.
Глава 24. Что за свадьба без драки?
По ночам "Кроличья нора" состояла из темноты, дыма и грохота. Днём в большие окна второго этажа, где раньше помещалась заводская контора, щедро лилось солнце. Радовалось чему-то, глупое. Или дразнилось?
С платьем и фатой мне помогла незнакомая девушка из клуба, чернявая и глазастая. Наверняка тоже с чурильской кровью. Макияж я сделала сама. Снятую одежду комом запихнула в тряпичный мешок и вместе с сумкой бросила за диваном.
Диди не подпускали ко мне с тех пор, как она, сжалившись, пообещала отправить весточку Марлене и честно попыталась это сделать. Теперь и за ней приглядывали. А Гица в ответ на все мои просьбы только щурилась, как старая кошка — не поймёшь, что у неё на уме.
В воздухе танцевали пылинки. Такие лёгкие, беспечные и, на первый взгляд, свободные, они были заперты в неволе, как и я.
Не знаю, для чего предназначалась эта комната с диванами. Для отдыха артистов, приглашённых в клуб, для преступных дружков Эла — или для временного содержания несговорчивых невест? Передо мной дымился суб-кофейник, стояли блюда с фруктами и пирожными. Последний полдник приговорённой. Интересно, у кого-то в такой момент бывает аппетит? У меня — не было.
Хронометр на стене отсчитывал последний час моего брака с Мэтом. Жёсткий корсаж давил на рёбра, пенная груда юбок погребла под собой диван, на котором я сидела, — видно было только спинку и немного подлокотники. Свадебное платье шили в мастерской Виви. Естественно, учтя все пожелания Эла.
Туфли на высоченных каблуках я скинула, голые плечи укутала в палантин из меха фурснака. Следила за движением стрелок и разговаривала с Мэтом. Как в больнице, только мысленно. За три недели заточения это вошло у меня в привычку.
Сейчас я в который раз рассказывала ему обо всём. Словно живому.
— Ту ночь я так и просидела в темноте. Мне казалось, что городские огни вошли в палату и водят вокруг нас хоровод, и мы то становимся лёгкими и взлетаем в ночные небеса, то тяжелеем и падаем, каждый раз всё ниже. Не знаю, был это бред от недосыпа — или предчувствие... Я всё-таки прилегла на пару часов. Проснулась, когда сестра пришла сменить раствор в капельнице, подняла голову и увидела, как блестят твои глаза в щёлочках век.
Кажется, я тогда немножко сошла с ума. Ничего не помню — только как ты прошептал моё имя... А потом откуда-то взялся доктор и сказал: "Что же вы плачете? Радоваться надо. Вы совершили чудо". Набежали врачи, меня отправили погулять.
Я умылась, перекусила, купила газету внизу в киоске. Заодно выяснила, что мою одежду постирали и почистили. Чудо! А когда вернулась, у тебя был визит на высшем уровне. Четверо телохранителей в халатах поверх чёрных костюмов — и твой отец. Он заслонил собой весь свет от окна в конце коридора и шествовал, будто король по замку, который только что сдался ему на милость. Смотрел так брезгливо. Но я была рада. Какая бы кошка между вами ни пробежала, он всё-таки пришёл, пусть и на третий день.
Потом у тебя был следователь. Потом ты спал.
В это время явилась сиделка, нанятая твоим отцом. Я сказала себе: "Симона, не закипай, это даже хорошо". Думала, схожу уволюсь, перевезу вещи к Марлене, и снова к тебе. Правда, было страшновато. Вдруг вы с отцом поговорили и решили меня прогнать. Но я всё равно собиралась вернуться. Врачи были на моей стороне. Они считали, что я иду тебе на пользу.
Кто мог предположить, что меня просто не выпустят из особняка?
Эл сказал: "Не думаешь о брате, подумай о своём легавом. Станешь мне примерной женой, и он доживёт до старости". Легавый это по-вашему борзой.
Нет, подозрения у меня были. Очень удобно — заманить в безлюдное место, подстроить несчастный случай. Но зачем? Просто устранить соперника? Нелепица! Почему Эл так упорно хочет на мне жениться? Он же не любит меня. Я даже как женщина мало ему интересна. Он предпочитает пышных блондинок. Я видела, к нему таких привозили. И ему не нужен временный брак, как тебе. Он хочет привязать меня к себе на всю жизнь. Для чего?
Правда, однажды ночью он выпил и вломился ко мне, но дальше холла не прошёл. Меня перевели в специальные апартаменты с отдельными удобствами и комнатой для
