охраны. Когда раздался шум, я подбежала к двери спальни и услышала, как ругается Эл, между прочим довольно любопытно, а Лёлик оправдывается. Мол, в темноте вас не узнал, думал, кто-то из парней по пьянке. По-моему, Лёлик мне сочувствует.
Суб-ком у меня отобрали сразу же. На окнах оказалась защита — ни открыть, ни разбить, по дому меня водили под конвоем. Тогда я сделала вид, что смирилась. Всё надеялась, ты догадаешься, что мне нужна помощь, пошлёшь кого-нибудь. Но ты, наверное, решил, что я опять сбежала. Может, даже вздохнул с облегчением. Ты же из-за меня чуть не погиб.
Чтобы не сойти с ума, я снова начала брать уроки чурильского. Зубрила целыми днями. А неделю назад… Они просто сидели в холле и трепались. Не котята и щенки, а чурилы, которых я раньше не видела. Они говорили о том, что кто-то пробрался в больницу и что-то сделал, я не поняла, что именно, но... "Даймер больше не проблема". Эти слова я разобрала совершенно ясно.
У меня будто душу вынули, голова закружилась, и я прислонилась к деревянной панели, чтобы не упасть.
Потом подумала: а если и упаду, какая разница?
Тут Лёлик, который стерёг меня в тот раз, сказал каким-то не своим голосом, тихим, ясным и очень серьёзным:
— Не надо, госпожа Бронски, не думайте о плохом. Вам нельзя падать духом. Будьте терпеливы. Никогда не знаешь, как повернётся жизнь.
Это было так непохоже на него, что я смогла собратья с силами и дойти до своей комнаты. А на другой день Гица попеняла мне:
— Что сидишь, будто неживая? Третий раз говорю, повторяй за мной. — И она медленно произнесла по-чурильски: — "Карты говорят, будет тебе счастье, как обещано". Будет, как желается, — добавила уже по-татурски. — Ты верь бабе Гице, баба Гица не обманет!
Думаю, и она, и Лёлик просто хотели уберечь меня от глупостей, на которые способен человек, когда ему нечего терять. Им же невдомёк, что у меня есть пара неоконченных дел. Брата спасти. За тебя отомстить. И чтобы легче было держаться, я стала убеждать себя, что совершенно неправильно поняла тот разговор. Что с тобой всё в порядке, ты лежишь, поправляешься и в своё время встанешь на ноги. А моя задача — дождаться своего шанса.
Нашему с тобой браку осталось двадцать минут. Через двадцать пять сюда войдёт Эл, и мы спустимся в зал, где уже всё готово для церемонии. Из мэрии привезут переносной терминал, а с терминалом приедет чиновник. Он может быть куплен, но если я скажу "нет", на открытый подлог он вряд ли пойдёт. Должны быть ещё посторонние люди. Гости, деловые партнёры, возможно даже светописатели из светской хроники. Иначе зачем устраивать такую помпезную церемонию? В общем, я думаю, это и есть мой шанс…
В тишине громко лязгнул дверной замок, и я невольно вздрогнула.
Не дотерпел!
Поспешно сунула ноги в туфли. Отвернулась к стене, по который скользили полосы тёплого послеполуденного света, — но боковым зрением следила за дверью.
На вошедшем был полосатый двубортный костюм с накладными плечами, которые так любил Эл. Однако что-то в нём показалось неправильным...
Сердце огненной белкой кувыркнулось в груди.
— Мэт?!
Хотела вскочить, но ноги отнялись.
Казалось, он шёл ужасающе медленно — человек, одетый как Эл Талхар, с лицом и повадкой Мэта Даймера — а стоило моргнуть, очутился прямо передо мной. Как призрак.
— Не рада меня видеть?
Кривая улыбка. И голос. Его голос.
— Мэт! Ты… Но мне сказали… То есть я подслушала, что тебя…
— Убили, — быстро закончил он. — Это был спектакль. Мою смерть разыграли, чтобы обмануть убийц. Симона, мне жаль. Я не думал, что тебе позволят об этом узнать. Им было выгодно, чтобы ты считала меня живым.
— Нет, стой, подожди. Это не ты. На тебе личина!
Я не могу поверить и обмануться, просто не переживу...
— Верно, личина Эла Талхара. И ты видишь сквозь неё, не знаю как. И в клубе видела, и на заводе, — он сел рядом на диван, сдвинув в сторону мои необъятные юбки. — У меня лицензия на частичную личину. Только лицо и рост. Обычно этого достаточно. Но на тебя не действует… Симона! Посмотри на меня. Помнишь, я рассказывал, что личину можно снять прикосновением? — он взял мою руку, прижал к щеке. — Видишь? Я настоящий.
От ощущения живой, тёплой кожи стало почему-то ещё страшнее.
— Это невозможно, — в голове стучало, мысли разлетались, как осколки разорвавшейся гранаты. — Если ты жив, ты должен быть в больнице, лежать пластом. Врачи говорили, восстановление займёт до полугода.
— Я вообще не должен был уцелеть в той аварии, но уцелел. Благодаря тебе. Успешно перенёс все операции и поправился с такой скоростью, что доктора отказывались верить. Ты спасла меня, мой феникс, — он быстро коснулся губами моего виска.
— Феникс? Анима феникс? Это ошибка. Я сельфида.
— И феникс. В больнице у тебя взяли кровь и провели анализ на аниму. У тебя их две. Ты правда не знала? Наши таланты не действуют на нас самих, но неужели некому было посмотреть и сказать тебе? Феникс тоже даёт талант, вернее врождённое свойство. Возвращать к жизни тех, кто тебе дорог. Поэтому с твоими родными в Татуре не случится ничего плохого. Поэтому я выжил и пришёл за тобой.
— Погоди, это всё замечательно, но совершенно невозможно. — Одно Облако знает, чего мне стоило рассуждать здраво и не сорваться в истерику. — Моя мама сильфида, мой отец обычный человек. Откуда взяться фениксу? Спящая анима, которая передаётся через поколения? Я читала, что такое бывает. Но… нет. Слишком невероятно!
— Тише, Симона, не волнуйся.
Он прижался губами к моему лбу. И стало вдруг невыразимо, до головокружения легко. Так, что захотелось смеяться. Это действительно Мэт. Настоящий, живой. Только он умел целовать так нежно и волнующе.
И только он умел всё испортить одной фразой:
— Ничего невероятного. Думаю, феникса носил в душе твой биологический отец. Благородный господин Альдо Риль.
— Нет. Благородные не бывают аниматами. Они утверждают, что аним не существует.
— Только на публике. Потому что считают анимы своей привилегией, знаком превосходства. Потому что если признать за простонародьем право на анимы, то придётся признать и право на власть. Вся знать Татура — аниматы. Это же не секрет, Симона. Или секрет только для
