общем, я решилась и написала ему записку. Пригласила на свидание. Видишь, какая я была смелая? Дурочка. Волновалась ужасно, была почти уверена, что он не придёт. А он пришёл. Мы гуляли, взявшись за руки. Он повёл меня на окраину, к старым рабочим баракам. Потом там построили казино… А тогда было много деревьев, старых деревянных домов и Тёмная речка с крутыми заснеженными берегами. По-своему красиво. Но дело, конечно, было не в красоте и романтике. Я потом узнала, что у него есть невеста, дочка судьи. Мне её показывали. Худая сутулая девочка в очках… А он был из простых. Вырос в одном из этих бараков. И привёл меня туда, где никто из знакомых невесты не мог нас увидеть.
— Мы гуляли допоздна, много целовались. Это было… скорее мокро, чем приятно. Но я чувствовала себя ужасно взрослой. А когда улицы опустели, он завёл меня в один из трёхэтажных бараков. Подъезды там не запирались, зато подоконники были широкими, сейчас таких не делают. Думаю, он и до меня многих туда водил…
— Честно говоря, я струсила и вообще не так представляла себе свой первый раз. Но решила, что отступать поздно. К тому же любопытно было. И вот в тот момент, когда всё только-только случилось, кто-то из жильцов вышел на лестницу… Помню ужасный хриплый голос, который выкрикивал ужасные слова. Я до того дня таких слов и не слышала. Помню смутную чёрную фигуру, почему-то косматую. Может, это была шапка или меховой воротник. А ещё этот человек отходил нас метлой. Не знаю, зачем он шёл из дома с метлой. Поздно вечером, почти ночью. Может, он был дворник. Этой метлой он и выгнал нас на улицу. Не совсем одетых... Помню чувство ужасающего, оглушительного позора, такого, что хотелось умереть на месте…
— Я после этого слегла на неделю, то ли простудилась, то ли перенервничала. А с тем парнем мы больше не виделись. Я даже боялась заходить в лингафонную комнату, прогуливала занятия — впервые в жизни. Ещё я поняла, что в моём лингвистическом образовании есть пробел, и Большой словарь бранной и обсценной лексики надолго стал моей настольной книгой.
— Я зубрила в день по пятьдесят слов, не считая вариантов и примеров. Это помогло мне выбраться из психологической ямы. Но внутри как будто что-то сломалось. Или перегорело. Мои однокурсницы влюблялись, крутили романы, а я даже думать об этом не могла. С головой зарылась в учёбу. Потом уже пробовала ходить на свидания, целоваться. Один раз даже согласилась остаться на ночь. Но пока он был в душе, спросила себя, зачем я это делаю. Чтобы доказать, что я не хуже других? Кому? Ради чего? Я же не хочу! Словом, я собралась и сбежала. Надеюсь, мой неудавшийся любовник смог это пережить. С тех пор я решила не привлекать внимания мужчин, и мне это вполне удавалось. Но с тобой всё пошло не так…
— Дело во мне, признаю. Я сильфида, а анимам воздуха свойственна ветреность. Мама всегда предостерегала меня от импульсивных поступков. Очень настойчиво предостерегала…. Я даже боялась, что она как-то узнала о той истории с лаборантом. И только недавно она рассказала мне о собственной ошибке. О моём настоящем отце.
— В двадцать пять мама вышла замуж за механика Гунара Бронски, у него сейчас мастерская по ремонту швейных машин… Родила Артура и вернулась на работу в МИД. Однажды на дипломатическом приёме на неё обратил внимание благородный господин Альдо Риль, заместитель кабинет-барона. В свои шестьдесят он выглядел значительно моложе, я видела светописные снимки. Но он не анимат. То есть я думаю, что нет. В Татуре для человека на такой должности это немыслимо!
— Он и правда был хорош. Осанка, порода. И ухаживал красиво, мама говорила... А ещё она говорила, что таким людям не отказывают. Он потребовал, чтобы она развелась, хотя у самого была семья, жена, двое детей. Меня записали как дочь Гунара. Гунар и относился ко мне, как к дочери. Правда Артура любил больше. Я никогда не понимала, почему у них с мамой такие странные отношения. Вроде бы тянутся друг к другу, а живут врозь.
— Риль взял с мамы слово, что правду я узнаю только после его смерти. Зачем, спрашивается? Что мне делать с этой правдой? Отец он мне лишь по крови, а так чужой человек. Он разрушил мамину жизнь и никогда не делал попыток увидеться со мной. Только учёбу оплатил. Любил ли он маму? Любила ли она его хоть немного? Она не хочет об этом говорить. Вот Гунара точно любит...
— И у нас с тобой тоже всё наперекосяк. После той ночи в Бежене мне было так стыдно, что я видеть тебя не могла. И не понимала, на кого больше злюсь, на тебя, за то, что не оставил мне выбора, или на себя, за то, что не сказала тебе "нет". Не захотела сказать... Поддалась своим желаниям, списав всё на обстоятельства и твою настойчивость. Я же от природы не холодная и не бесчувственная, я просто забыла, какой была до того как… хм, попала под метлу... А ты заставил меня вспомнить. Вот так. Десять лет бегала от мужчин и прибежала к тебе…
— Ты знаешь, что ваши джеландские временные браки пошли от племенных обычаев "лесных людей"? Туземцы бунтовали, когда их женщины уходили к колонистам просто так. А временные союзы, скреплённые подобающим ритуалом, их полностью устраивали. И чтобы выкуп хороший был. Потом стали привозить невест из Драгоценных земель, но на всех не хватало, и появился закон, по которому женщина могла сменить мужа через оговорённое время. Звучит прогрессивно, но на самом деле там ужас что творилось, я для Марлены об этом писала. А в конце пыталась объяснить, что в наши дни временный брак — это проверка чувств, демонстрация серьёзности намерений. Но если хочешь знать, что я правда думаю...
— По-моему, это до ужаса цинично. Одно дело просто встречаться или жить вместе. Мечтать, сомневаться, ссориться, мириться, строить планы, не зная, к чему это приведёт, расстанетесь вы или будете вместе до конца дней. А временные супруги это… это любовники по расчёту! Вы как будто говорите друг другу: я буду любить тебя ровно полгода, а потом перестану, и в такой-то день и час мы снова станем друг другу чужими… Но для тебя, наверное, всё иначе. Ты проще смотришь на вещи. Ты вырос среди этого. А
