...Вы мне кажетесь мечтою Восхищенного поэта, Вас соткал из нежных звуков Увлекающийся Григ. Вы застенчивая поза Голубого менуэта, Вы смеющегося солнца Золотой весенний блик...
Тогда же (в 1922 году) она познакомилась со знаменитым кинорежиссёром Петром Чардыниным. Потом она написала о нём: «Чудесный человек. Как хорошо, что я прожила с ним шесть лет, несмотря на всё горе, которое было. Я всё ж ему обязана многим, в том числе терпимостью к людям. Это один из лучших представителей русской интеллигентной богемы. Старый могикан, больше таких не будет. На шестом десятке покорить такую колючую девчонку, какой была я, жениться на ней (замучить до того, что она сбежала)... и перед смертью вздохнуть, что сколько ещё хороших девушек осталось».
Чардынин, который был на 30 лет старше молодой жены, снял её в фильме «Тарас Трясило» (о запорожских казаках). Потом её снял молодой Довженко в своём раннем и забавном фильме «Ягодка любви», а потом, после развода с Чардыниным, она переехала в Москву, решив, как и он, стать кинорежиссёром. Работала на киностудии «Межрабпом-Русь», где сняла в 1923 году свой первый звуковой фильм «Рваные башмаки». Действие его происходило в Германии накануне прихода нацистов к власти, и поэтому в качестве консультанта, как знаток Германии, был приглашён ветеран Коминтерна, популярный публицист Карл Радек. Знакомство Маргариты с ним стало вскоре интимным и в конце концов привело к катастрофе.
«Рваные башмаки» вошли в золотой фонд отечественной и мировой киноклассики. Фильм обошёл экраны многих стран, получил высокую оценку Горького и Ромена Роллана. «Нью-Йорк таймс» и другие газеты предсказывали его создательнице большое будущее. Имя Маргариты Барской становится широко известным, однако дорогу к успеху ей преградил набиравший силу сталинский террор. Связь с Радеком — уже легальная связь — вдруг стала смертельно опасной. Однако она хочет и пытается работать. Её переполняют творческие планы. С трудом ей удаётся поставить фильм «Отец и сын» (судя по всему, не слишком удачный), но близится роковой 1937 год. И вот очередная убийственно-кровавая резолюция, которую публично оглашают и которую следует принять единогласно. Речь идёт о её любимом. И Барская, понимая, чем угрожает ей и её другу эта резолюция, голосует на собрании «против».
Лубянка требует её объяснений и желанной подписи. Она отказывается — и моментально её творческая жизнь кончается. Ей то и дело припоминают связь с Радеком. Кинофильм «Отец и сын» объявляется «антисоветским», «вредительским» и отправляется в спецхран, где потом сохранились лишь несколько фрагментов.
Ей становится не на что жить. Свои чувства Барская отразила в дневниковой записи: «В нормальное время я чаще стремилась изолироваться от людей, а теперь я чувствую себя, как в стеклянной банке. Кругом всё видно, совсем рядом со мной, но это — прозрачная станка». В сентябре 1939 года Маргарита Александровна, измученная долгой «пыткой и ожиданием», одинокая и лишённая работы, покончила с собой, бросившись в окно своей квартиры в кооперативном доме кинематографистов...
Не могу не помянуть и замечательную актрису двадцатых годов Анну Стэн. Я уже дважды писал о ней в моих недавних книгах «Эйзенштейн» и «Мейерхольд». Повторяться в третий раз немного стыдно, но повторюсь — и замечу нечто новое. Итак, она родилась в 1908 году в Киеве в семье театрального художника и в 18 лет дебютировала в кино, взяв вместо отцовской фамилии Фесак красиво звучащую фамилию матери-шведки. Уже в 1927 году она перешла на главные роли, снявшись у Барнета в замечательной комедии «Девушка с коробкой». Жаль, что не могу привести здесь всю большущую стихотворную афишу городского сада в городе Ельце:
Любым путём, дорогой, тропкой Спеши на «Девушку с коробкой»! Артистов тоже знать изволь: Коваль-Самборский, Стэн и Поль...
Затем в 1928 году последовали ведущие роли в двух других (весьма скромных фильмах) и широко известный «Белый орёл», режиссёром которого был сам Яков Протазанов. Здесь же вместе с Анной Стэн снимались Качалов и Мейерхольд. В том же году корреспондент «Советского экрана» писал: «Как объяснить им, что советская киноактриса это совсем не то, что они думают... как объяснить им, что Анна Стэн живёт в мизерной двухоконной комнатушке, где за ширмой по одну сторону крохотный диванчик, изображающий кабинет, а по другую сторону спальня». Так оно долгое время и было. Когда подруга её (известная преуспевающая актриса), придя к ней и, увидев её тесноту, её прогнивший диван, её по углам развешанное бельишко, стала горестно ахать: “Как же ты живёшь? Ты же звезда?”, Анна Петровна вызывающе ответила: “Но я же советская звезда!”».
Но, видимо, такое положение не вполне устраивало актрису, поскольку уже в 1930 году она, отправившись сниматься в Германию (как и Малиновская), стала невозвращенкой. Притом вместе со своим мужем — режиссёром Фёдором Оцепом, который снимал её и в своих фильмах в России, а затем в Германии и во Франции. Оцеп уже был известным человеком в кино — до революции начинал как журналист, а потом поставил первый и удачный фильм «Месс Менд» — вольную экранизацию знаменитого романа Мариэтты Шагинян. Там и познакомился с Анной, для которой этот фильм тоже был первым...
Уже в Германии она покинула мужа (но сохранила с ним дружескую связь) и вышла замуж за американского продюсера Юджина Френке, тоже эмигранта из России. В 1932 году они вместе уехали в США, где Анна сыграла несколько главных ролей в голливудских фильмах.
...Помню забавный случай, который она мне рассказала. Как-то в Голливуде на съёмочную площадку заявился немецкий гость — а дело было в тридцатые, уже нацистские годы — и стал очень любезно разговаривать с нашей героиней. А проще говоря, убеждал её перебраться в Германию. Анна удивилась и спросила с улыбкой: «Ну а как же быть с евреями?» Теперь удивился собеседник: «Но ведь вы тут ни при чём?» — «Кто знает, кто знает? — ехидно улыбнулась актриса. — А вдруг моя бабушка или прабабушка влюбились в какого-нибудь еврея, а? Я ведь не очень-то знаю мою, так сказать, генеалогию?» — «Ну, мы-то уж как-нибудь знаем...» — смущённо пробормотал гость. Анна ядовито улыбнулась и выразительно указала ему на выход.
Досадно, что она, несмотря на голливудские успехи, под конец прозябала почти в полном забытьи. Но, кажется, не унывала. В семьдесят с лишним была ещё очень красива. Умерла в 1993 году в Нью-Йорке.
