Выстроен природе наперекор. Пересечения проспектов образуют чёткую сеть. Строй домов – строй парадных полков.
Москва, как в древности дремучими лесами, заросла деревянными пригородами, став как бы сплошным пригородом. Петербург – только город; пригороды ему чужды.
Если в Москве набережная – более для украшения, то в Петербурге – для укрощения реки.
В Петербурге отчётливо явлены воля, власть, господство человека. В Москве – стихия природы, анархия. Петербург – чертёж и расчёт: «как надо», как царь велел. Москва – «как вышло», как Бог дал…
Конечно, такова схема. Чёрно-белое контрастное изображение. Таким было отражение двух городов в судьбе и личности Петра Кропоткина. Петербург стал для него городом, господство которого надо преодолеть, оковы – разорвать. Немало надо сил, чтобы перебороть власть великой столицы Российской империи!
* * *
Пажеский корпус готовил юношей к службе в руководящем аппарате государственного механизма. Предоставлял своим воспитанникам право выбирать место службы в любом, даже гвардейском полку.
Образование в корпусе давали широкое, с упором на физико-математические науки. В первом классе читали курс политэкономии. Предполагалось светско-военное воспитание и общенаучно-военное образование.
В списке выпускников Пажеского корпуса (1811 год) стоят рядом имена декабриста П. И. Пестеля и министра Э. Адлерберга. О первом сказано: полковник, кавалер орденов Св. Владимира, Анны, имел шпагу за храбрость, подвергнут смертной казни. До Пестеля воспитанником корпуса был самый революционный из русских мыслителей XVIII века Александр Радищев. В этом учреждении сохранялись – гласно, нарочито – верноподданнические придворные традиции, а неявно, скрытно – традиции свободомыслия.
Само здание Пажеского корпуса олицетворяло противоречивое соединение казармы и дворца. Оно располагалось близ Невского проспекта на Садовой. Построили его по проекту Растрелли для графа М. И. Воронцова. Роскошные апартаменты, трехэтажный дом с двухэтажными пристройками и прекрасным садом, простиравшимся до Фонтанки, оказались не по карману вельможе. Он продал свой дворец Екатерине II.
Примечательными в этом архитектурном ансамбле были две церкви, примыкавшие с двух сторон к главному зданию: православная и лютеранская, в которой Павел I – Великий магистр – поместил капитул Мальтийского ордена. И хотя вскоре после смерти императора орден в России был распущен, на стенах среди барельефов с херувимами сохранялись мальтийские кресты с двойными острыми окончаниями.
* * *
Пётр Кропоткин к пятнадцати годам оформился как человек, любящий книги и природу, свободу и справедливость; умеющий замечать и горько переживать зло и обиды, кому бы они ни были причинены; способный радоваться чужому счастью.
После нескольких месяцев пребывания в Корпусе он сообщил брату: «Меня полюбили все товарищи, даже до 1-го класса» (классы нумеровались в обратном порядке: от 5-го до 1-го). Вскоре от радужного настроения не осталось и следа: «С каждым днем ненавижу я всё более Корпус… удивляюсь, что здесь за дурачьё».
Правда, не такое уж дурачьё его окружало. Подружился он с однокашником, увлечённым философией Канта. Возмущали Петра неблагородные нравы, царившие среди «благородных пажей». Старшеклассники то и дело издевались над младшими, заставляя их прислуживать себе.
Кропоткин не подчинился власти «старичков». Его поколотили. В другой раз исхлестали по рукам линейкой. Его упрямство вдохновило других «малышей». Они стали вместе противостоять насилию. Корпусное начальство вынуждено было принять меры против старшеклассников, которым обычно благоволило.
* * *
По «Запискам революционера» трудно судить о мыслях и переживаниях юного Петра Кропоткина. Свои воспоминания он писал в зрелом возрасте. Безусловно, старался излагать минувшие события искренно и с предельной точностью. Однако память способна преподносить сюрпризы.
Наше прошлое – достояние не только рассудка, фиксатора событий, но и сферы эмоций. Она вне нашей воли искажает образы памяти. Такие помехи неизбежны.
Некоторые его поступки (скажем, выбор для службы Амурского казачьего войска или решение стать революционером) отдавали авантюризмом или чрезмерным честолюбием. Но после знакомства с его дневниками и перепиской с братом подобные версии отпадают.
Родные братья с небольшой разницей в возрасте имели практически одинаковые врождённые качества и принадлежали к одному поколению. Они крепко дружили, а старший был наставником младшего.
Их биографии формально схожи. Оба получили военное образование, увлекались науками, художественной литературой и поэзией, подвергались репрессиям (Пётр – более суровым), побывали в Сибири (Александра туда выслали после побега Петра из заключения).
Судьба старшего брата сложилась трагично, а младшего – счастливо. Казалось бы, должно было быть наоборот. Пётр избрал путь революционера и в науке, и в общественной жизни. Испытал немало смертельных опасностей. Сделал крупные научные открытия и прославился как мыслитель-гуманист и герой.
Александр любил предаваться умственным занятиям, избегая активных действий и приспосабливаясь к окружающей среде. Его незаурядные знания и способности остались нераскрытыми. Он постоянно был недоволен жизнью и, пребывая в меланхолии, совершил самоубийство.
Будь он бесталанным пошлым бездельником, провёл бы свои дни в развлечениях и мелкой суете. Ничтожная личность податлива, как мягкий воск или беспозвоночный слизняк. Она легко приспосабливается к среде обитания.
Иное – человек талантливый. Имея сильный интеллект и слабую волю при отсутствии высоких идеалов, он будет сломлен превратностями судьбы.
* * *
Александр Кропоткин не выработал в себе твёрдого характера и мало интересовался окружающей действительностью. Глубоко переживал только события личной жизни. Обычный недуг таких людей – духовный разлад. Александр выразился деликатно: «Я человек мысли, но не дела».
Бездеятельный «человек мысли» рискует оставаться фразёром. Если бы не Пётр, мы вряд ли знали бы что-нибудь об Александре Кропоткине. Но и Пётр многим обязан старшему брату. Кто бы написал ему искренне и сурово: «Я окончательно убедился в твоей полной неспособности соображать – это ужасно»; «твой ум страшно неуклюж и страшно ленив». Кто бы упрекнул в «пошлом самодовольствии». Или такой жестокий приговор: «Наука не для тебя»; «Я не верю в тебя, Корпус почти погубил тебя».
Вышло наоборот: Корпус укрепил характер Петра. Так в ледяной воде закаляется раскалённая сталь. Первоначальная разность температур, сглаживаясь, переходит во внутреннюю структуру, увеличивая прочность и упругость металла.
Александр делился с младшим братом своим разочарованием в догмах религии. Подвергал разрушительному сомнению всё: «Критика всевозможных догматов и разоблачение всяких кумиров – моё высшее наслаждение, моя специальность… Мне бы хотелось, чтобы ты не признавал ничего святым и ни перед чем не преклонялся; мне бы хотелось также, чтобы догматы свои ты подвергнул критике».
Оба брата следовали этому правилу, придя к противоположным результатам. Александр занимался умственными развлечениями, строя и разрушая воздушные замки идей: «Ты, например, уважаешь науку, талант, ум человека, падаешь ниц перед идеями равенства, братства, свободы. Что за рабство такое? Что за религия? Что ты нашёл во всём этом?»
Преклонение перед идеей свободы, братства – рабство! Но, если не преклоняться перед свободой, выходит молчаливое согласие
