и я несу воду с кухни. Тащи полотенца — несусь в бельевую. Простерилизуй инструменты — и я снова мчусь к Ви-Ви.
— Ну, что, готова сыграть роль акушерки? — спрашивает доктор, готовя всё необходимое.
— Кого-кого? — не понимаю я.
— Акушерки. Давным-давно так называли тех, кто принимал роды.
Готова ли я принять роды? Да стоит только посмотреть на Марну и у самой низ живота скручивает. Сейчас я думаю, что Центр Жизни — не самая плохая идея, если женщинам приходится проходить через такие муки и боль.
Наконец, Биргер велит позвать Анису и Илву — самых стойких и смелых по его мнению. Я выдыхаю. Значит, мне не придётся ему ассистировать.
Слава эйдосу!
С жалостью смотрю на Марну. Как же это, должно быть, мучительно больно. Она то и дело надувает щеки, а вой уже давно перешёл в рычания, вены на лбу набухли и пульсируют.
Аниса с её добрым сердцем и бесконечным терпением вытирает пот с её лица и шепчет слова утешений. Илва, напротив, собрана и сконцентрирована под стать доктору — они действуют как слаженная команда.
Теперь понятно, почему он позвал именно их. Одна успокаивает и жалеет, другая — действует. От меня толку нет — только и гожусь подать что-то.
Когда я вижу, как появляется головка, комната перед глазами начинает кружиться и я, чуть покачнувшись, едва не падаю.
— Иди-ка отсюда! — шипит на меня Илва.
— Спасибо, Кара! — довольно вежливо благодарит Биргер. — Теперь можешь пойти подышать воздухом, мы справимся дальше сами.
С одной стороны, я расстраиваюсь, что смогла сделать для Марны так ничтожно мало, но с другой — безумно рада сбежать.
«Ничего, не всем дано быть акушерками…» — успокаиваю себя.
Спустя всего пятнадцать минут раздаётся долгожданный рёв ребёнка.
Я вхожу в комнату и вижу, наверное, самую чудесную картину в мире: Аниса держит на руках копошащийся комочек, завёрнутый в полотенце. Марна плачет, но при этом улыбается и выглядит очень счастливой.
— Не расслабляйся… — предупреждает Биргер, — остаётся ещё послед…
— Иди, сообщи папаше, что всё почти закончилось, — просит Илва.
На негнущихся ногах я покидаю Лазарет, чтобы найти Стига.
***
— Тебе так досталось… — шепчу я.
— В каком смысле? — Марна приподнимается на подушках.
— Ты пережила столько боли…
— Боли? Нет, боль почти забылась. Чем дольше я смотрю на свою кроху, тем меньше помнится боль.
В комнату входит Биргер, на руках он держит ребёнка, завёрнутого в одеяльце.
— Кажется, ему пора подкрепиться…
Марна прикладывает малыша к груди, глядит на него с трепетом, нежно гладя пальцем по щеке.
Моя душа тоже трепещет. В сравнении с Центром жизни, где младенцев кормят бездушные машины, а тепло матери заменяют счётчики, рассчитывающие оптимальную температуру — младенцам не бывает холодно или жарко.
Только сейчас я осознала, что жар и холод — мелочи в отсутствии любящей матери.
На экскурсиях нам подробно рассказывали о плюсах выращивания детей в Центре: мол, система никого не выделяет, все равны и получают одинаковые порции еды, тепла и внимания.
Все равнение на этом и заканчивалось, ведь стоило попасть в Питомник и наступала эра каждодневной борьбы за лишние калории и место под солнцем — сжигающим и беспощадным.
— Он настоящее чудо… — выдыхаю я.
— Спасибо, Кара. Мы со Стигом тоже так думаем. — Марна улыбается и в улыбке её — счастье всего мира. И тайна, известная лишь познавшим радость материнства.
Ловлю себя на том, что тоже хочу однажды познать эту тайну, а роды Марны больше не кажутся бесконечно долгими и мучительными. Новорождённая мечта, расцветает в душе, робко, будто бутон цветка.
Возможно, однажды?..
И образ Дина — как неизменное дополнение. Сама боюсь своих мыслей и гоню их прочь. Не время об этом думать.
В заточении. Боль
Мы с Крэмом гуляем среди васильков. Выползшее на небо солнце жалит лучами, будто стрелами. Кожа нестерпимо горит, язык распух, а левую руку точно сунули в кипяток.
— Какая же ты смелая! — Крэм смотрит на меня с обожанием.
— Нет… — возражаю я.
Он ошибается. Потому что всё, чего я хочу — чтобы пришла смерть и забрала меня с собой.
Пытаюсь выбраться из сна, продираясь сквозь заросли боли, но всё бесполезно. Левое запястье одновременно жалит холодом и обжигает огнём. Боль такая, что хочется просто лечь и умереть. Но моё время ещё не пришло.
Аккуратно приподнимаюсь. Тело совсем не слушается — словно я марионетка и кто-то невидимый обрезал нити.
Страшно хочется пить… Вокруг темно, но я точно знаю, что нахожусь в своей камере: удивительно, но за столько времени волглые стены будто впитали частичку меня. А когда меня не станет, плесень и сырость поглотят и её.
«Не думай об этом… — уговариваю я себя. — Всё может измениться».
Но моя вера в чудесное спасение испарилась вместе с частью кожи на левом запястье и потухшим фонарём. Несколько раз тянусь правой рукой к ране, но одёргиваю пальцы в нескольких миллиметрах.
В конце концов подношу раненую руку к губам и начинаю дуть. Становится немного легче — самую малость.
25 глава. Обсуждение дня Х
Собрание проходит в узком кругу. В кабинете, кроме самого Магнуса и меня, всего трое: Шпанс — само собой, без нашего гения нам не обойтись. Фолк с Буббой, потому что именно им предстоит сопровождать меня.
— Как мы проникнем в Музей? — я озвучиваю самый первостепенный вопрос.
— Твои любимые катакомбы! — подмигивая, сообщает Бублик.
Меня передёргивает от воспоминаний. Ненавижу это место. Там темно. И там крысы.
— Мы очень долго готовились, Кара. И уже давно нашли проход к Музею, — встревает Магнус, поглаживая бороду. — Нам не хватало только одного звена — человека, который знаком с Хранилищем N изнутри.
Нетрудно догадаться, что Магнус имеет в виду меня. Я киваю под его ободряющим взглядом.
— По тоннелю вы доберётесь до люка, который выходит на подземную парковку Музея, — Шпанс устало откидывается на спинку стула. — Конечно, люк под замком, но я соберу для вас небольшое взрывное устройство…
— Бомба? — ужасаюсь я.
— Ну я бы так не называл… в кустарных условиях смастерить настоящую бомбу не так-то просто, её хватит ровно для того, чтобы справиться с замком. И не волнуйся, парковки в Олимпе по ночам обычно пустуют. Никто не любит пахать сверхурочно…
— А охрана?.. — спрашивает Фолк. — Там ведь везде камеры?
— Камеры нам не помеха, — заверяет Шпанс. — Я отключу передатчик, который транслирует информацию в охранный блок — она поступает через главный сервер «Трёшки». Время будет продолжать тикать, но на экранах изображение застынет. К
