В сущности, ситуация этих двух эпизодов — классическая. Содной стороны, Колины страхи (все — от сексуальных до социальных), а такжебабушкина версия отношения к сексуальности, с другой стороны, и его собственнаярастущая сексуальность и материнская активность в деле содействия возмужалостисына. Две одинаково сильные и при этом противоположные друг другу тенденциипривели Колю к огромному внутреннему напряжению. Думать о женщинах — страшно, ажелание есть, и никуда от этого не деться.
И вот в коридоре появляется полунагая мать и шествует понему, словно мифическая наяда — «голая женщина», эпатирующая своейсексуальностью. Почему не возбудиться молодой сексуальности? Вполне можетвозбудиться, и возбудилась. От этого, впрочем, у Коли возник страх (у негострах возникал и по менее существенным причинам, так что удивляться здесьнечему). Несколько дней он напряженно и мучительно думал о случившемся, а потомэто напряжение вылилось в соответствующее сновидение. Все это абсолютноестественно и с поправками на обстоятельства даже нормально.
Проблема только в том, что из этого была сделана проблема.Причем не просто из этого псевдоинцеста, а из самой сексуальности. Колинслучай, конечно, показателен, но в целом нечто подобное, пусть и не в стольпоказательных формах, случается у многих подростков. Нам же остается лишьконстатировать: сексуальность — это камень преткновения между родителями идетьми. И от того, насколько правильно ведут себя родители в этом отношении сосвоими детьми, в значительной степени зависит и качество их — детей — будущейсексуальной да и не сексуальной жизни, По крайней мере, сформировать в этойплоскости чувство вины — это, право, пара пустяков! Зато какой может бытьрезонанс!
Базисная невротичность родительской любви, котораянавязывается ребенку, — отрицание телесной жизни, а значит, и стремления кудовольствию, которое человек получает от двигательной активности и телесногоконтакта. В результате ребенок теряет способность самоутверждаться, проявлятьагрессию для того, чтобы потребовать это удовольствие.
Александр Лоуэн
Качество физической близости между матерью и ребенкомотражает чувства матери по поводу сексуальной близости. Если половой акт ейопротивел, это чувство портит всякий интимный телесный контакт. Каждый контактс малышом является для него случаем пережить удовольствие в близости илипочувствовать стыд и арах. Если мать боится близости, ребенок будет ощущатьстрах и интерпретировать это как отвержение, у него постепенно разовьетсячувство стыда за собственное тело.
Александр Лоуэн
Лишь женщина, находящая счастье в том, чтобы отдавать, а небрать, состоявшаяся как личность, любящая своего мужа, других детей, ближнихсвоих, может оставаться действительно любящей матерью и тогда, когда ееповзрослевший ребенок начнет отделяться от нее.
Эрих Фромм
Чувство вины
Родителям сформировать у ребенка чувства вины — легчелегкого. Почему? Потому что дети уже натренированы испытывать это чувство вотношениях со своими родителями. Родители — это люди, которые под разнымипредлогами запрещают нам то, что потом, с возрастом, станет неотъемлемой инеобычайно важной составляющей нашей жизни — сексуальность. И именно здесь, вэтой области мы совершаем свой самый сильный, всегда непреднамеренный иабсолютно неизбежный бунт против своих родителей. Мы любим их и не хотимобманывать, но здесь такая ситуация, что приходится. Натренировавшись, в связисо своей детской сексуальностью, испытывать чувство стыда по отношению к своимродителям, мы уже — полуфабрикаты, готовые испытывать чувство вины где надо ине надо.
К сожалению, родители, как правило, не предпринимаютдостаточных усилий, чтобы снизить, нейтрализовать наше чувство вины. Чаще всегоони, напротив, усиливают нашу вину и транспонируют это чувство или на другуюсферу наших отношений с ними, или же позволяют нам придумывать иные поводы дляего отработки. Вполне возможно, что родители будут упрекать нас в том, что мы кним недостаточно внимательны, или же станут обвинять нас в том, что они нам, поих мнению, «не нужны». Если же в них все-таки достанет мужества и здравогосмысла не эксплуатировать наши чувства, не жать на больные места, то мы и саминайдем способ попереживать, перекладывая ту свою, еще детскую и подростковую,вину на другие жизненные ситуации (отношения с супругами, с собственными детьмии т. д.).
В любом случае в нашей жизни всегда найдется место не толькопразднику, но и чувству вины. Хорошего в этом мало, да и бороться с этимтрудно. Впрочем, разве же у нас есть другие варианты? Разве нам предлагаетсявыбирать? Нет, других вариантов нет, и выбора нет. Так что возьмем себе этотфакт на заметку. Чувство вины имеет сексуальную природу. Есть, правда, в насстрах наказания (его иногда путают с чувством вины), и в этих случаях нужноблагодарить не половой инстинкт, а индивидуальный инстинкт самосохранения. Естьв нашем арсенале еще и страх проигрыша, страх оказаться «внизу» (подобныепереживания тоже иногда маскируются под чувство вины), и в этом случае причинав нашем иерархическом инстинкте. Но если у нас имеется именно вина, — то вседело в нашей детской и подростковой сексуальности, которая пострадала отвоспитательных процедур, предпринятых нашими родителями.
Остается только одно: принять собственную сексуальность. Нампредстоит вылезти из той песочницы, где мы играли «в доктора» или «вдочки-матери», а потом осознать, что пубертат уже нами пройден, и пройденбезвозвратно. После этого нужно понять, что сексуальность — это способ получатьудовольствие и возможность дарить удовольствие, это тот инструмент (пусть этоутверждение и выглядит слишком технично), который позволяет нам осуществлятьблизость, дарить и принимать радость. Только переоценив значение и рольсексуальности в нашей жизни, мы сможем избавиться от чувства вины, котороеиногда залегает, как это ни странно, совсем не там, где изначально былопорождено.
За каждым чувством вины скрыто негодование.
Фредерик Пёрлз
Послесловие
Ханс Кристиан Андерсен — автор философских сказок. Давайтевоспроизведем в памяти «Гадкого утенка». Это история о том, как на птичьемдворе воспитывался маленький лебедь. Никто не знал о том, что он лебедь, всебыли уверены в том, что он — неудавшаяся утка. И логику завсегдатаев птичьегодвора можно понять, они поступали, в общем, правильно, по-своему, но правильно.Другое дело, что судьба пошутила над этим маленьким лебедем, превратив его в«гадкого утенка», но виноваты ли были в этом те, кто, по факту, оказалсянепосредственной причиной его страданий? Я не думаю, что их есть за что винить,«ибо не ведают, что творят».
Впрочем, это та редкая для Андерсена сказка, которая можетпохвастаться счастливым концом. Маленький лебедь нашел в себе силы пережитьдоставшиеся на его долю невзгоды, перетерпеть свою боль, и судьба вернула емусвои долги. А насколько бы легче ему было жить, проживать свою молодость, еслибы с самого начала он знал, что он никакая не дефектная утка, а самый настоящийлебедь — одна из тех замечательных птиц, что два раза в год пролетали надптичьим двором... Он не знал, но мы-то, мы вполне можем знать!
