столкновений с Москвой, скрупулезно выплачивала возложенные на нее репарации. Все шло бы нормально, если бы новые серьезные проблемы не создали финские коммунисты. Кремль всегда очень щепетильно относился ко всему, что касалось коммунистов в других странах, а происходившее с финскими задело его за живое.
В 1948 году в связи с угрозой коммунистического переворота были усилены меры безопасности. Ничего не случилось, утверждают даже, будто бы сам министр внутренних дел предупредил правительство о неизбежности переворота по сценарию, напоминающему пражский[52]. Министр этот, хоть и являлся коммунистом, в первую очередь считал себя финном. Впрочем, в мае он подвергся резкой критике за то, что тремя годами ранее выдал СССР беженцев из Прибалтийских республик. Вследствие этих событий разразился кризис в финском Народном фронте, который распался перед июльскими выборами. Результатом стала потеря коммунистами большого числа мест в парламенте, а правительство Фагерхольма, пришедшее к власти, лишило их занимаемых высоких постов.
Как это ни удивительно, но серьезной реакции Москвы не последовало, если не считать некоторых проявлений недовольства.
Финляндия упрямо продолжала проводить свою собственную политику, укрепляя нейтралитет и выполняя взятые обязательства. В 1952 году она выплатила репарации; ее разногласия с СССР были окончательно урегулированы в сентябре 1955 года, когда Советы вернули ей Порккалу.
Отныне, освободившись от обязанностей, она могла входить в выгодные для себя союзы и организации. Так, она вступила в Северный совет, интересный для рынка труда, а в 1961 г. присоединилась к Европейской ассоциации свободной торговли в качестве ассоциированного члена. В общем, она самым удачным образом сохраняла равновесие между Западом и Востоком.
Маршал Маннергейм не дожил до полного политического и экономического возрождения своей страны, он умер 27 января 1951 года. Его смерть вызвала в Финляндии всеобщую печаль, потому что эта фигура была определяющей в истории нации, начиная с 1918 года, и выделялась на фоне других политических деятелей. В 1942 году он получил звание маршала Финляндии, и это достоинство придало новый вес его мнению; оно увеличило его престиж в глазах финского народа, который видел в нем не только военного вождя, но и человека, озабоченного экономическими и социальными вопросами, короче – большого аристократа и крупного государственного деятеля.
И все же особые заслуги он снискал именно на военном поприще. В последний раз цитируя генерала Эрфурта, скажем, что он великолепно проявил себя в час испытаний и мастерски справился с ними; каждый присоединится к этому мнению.
Мы, французы, отметим сходство линии поведения, избранной им в 1918 и в 1943–1944 годах. Он никогда не хотел порывать с нашей страной или даже сделать нечто, за что мы могли бы его упрекнуть. Даже когда для нас наступили тяжелые времена, он не изменил своего отношения и, как в 1918 году, пророчески смотрел в будущее. Мы должны это признать и поблагодарить его.
Эпилог
Я еще много раз бывал в Финляндии, но находился там всего по несколько дней.
Вскоре после войны в поезде из Турку в Хельсинки путешественник физически ощущал советское присутствие. При въезде в зону Порккала советские солдаты занимали посты в обоих концах вагонов; на окна опускались шторы, чтобы никто не мог видеть происходящее вдоль железнодорожных путей. Конечно, это были детские предосторожности, которые, однако, нервировали. Все вернулось в норму, когда оккупанты покинули Порккалу.
Точно такое же ощущение неловкости я испытал, проезжая в 1949 году через Выборг, потому что наш самолет совершил незапланированную посадку. В городе больше не разговаривали ни на финском, ни на шведском, только на русском. Не осталось ничего финского, никаких следов, способных напомнить о прежней его жизни. Точно такое же чувство я испытал, когда, опять-таки случайно, попал в Кёнигсберг, ставший Калининградом: в городе Канта больше не говорили на немецком! Полная русификация после присоединения к Российской Советской Федеративной Социалистической республике. То же самое имело место в недолговечной Карело-Финской Советской Социалистической республике со столицей в Петрозаводске; начав так идиллически, она в один прекрасный день была поглощена Советской Россией (РСФСР).
Всякий раз, когда я приезжал в Финляндию после 1945 года, я ощущал внутреннюю радость. Радость от новой встречи с героическим гордым народом, чья честность в политике может послужить образцом и некоторым куда более влиятельным в геополитике народам.
Радость оказаться, пусть на короткий срок, среди этого народа, который, вопреки собственным недостаткам, вопреки природе, заставляющей его тратить много сил на выживание, сумел подняться и вырасти духовно. Народ, у которого после «Калевалы» было много великих писателей, таких как Киви и Рунеберг, у которого в уже ушедшем поколении были такие великие мастера, как скульптор Аалтонен, писатель Силланпяя, композитор Сибелиус. Среди, повторюсь, героического и гордого народа, сумевшего завоевать себе достойное место в мире.
Народа, с которым я познакомился, когда во время Зимней войны он сражался и воевал под синим крестом на своем знамени.
Приложения
Приложение 1
Сравнение вооружения финской и советской дивизии
Приложение 2
Вооружения, отправленные союзниками в Финляндию
(Цифры, опубликованные в «Фигаро»)
Приложение 3
Состав экспедиционного корпуса
Первый эшелон (высадка в Нарвике)
Второй эшелон
3 британские дивизии по 14 000 человек каждая.
Герб Финляндии
Автор (слева) с двумя французскими врачами
Маршал Маннергейм в Миккели
Генерал Талвела
Маршал Тимошенко
Карельский пейзаж
Лапландский пейзаж
Хельсинки в 1939 году
Диверсанты в лесу
Группа диверсантов после возвращения с задания в советском тылу
Финский солдат на фоне подбитого советского танка
Разрушения в Ханко
Финские солдаты в Виипури (Выборг) рядом с руинами вокзала
Замок Виипури, сохранившийся среди развалин города
Примечания
1
Автор намекает на термин
