бледно-синий и дрожал от холода, а вы сказали, что сало плохо пропускает тепло.
– Ну, хоть все живы?
– Честно говоря, я не в курсе. Как раз после этого мне навернули бутылку на объектив.
– Мда, дела, – я, стыдливо отводя глаза, помял подбородок.
– Кстати, господин Васильев, вы не могли бы убрать с моего объектива горлышко.
– Горлышко? – я повнимательнее пригляделся к дрону и только сейчас понял, что мне казалось в нем странным. – Ох, прости! – я протянул руку и освободил объектив несчастного аппарата от отбитого бутылочного горлышка. – Чес-слово, я не нарочно.
– Спасибо! – дрон удовлетворенно повращал объективом. – Вроде все в норме.
– А разбил бутылку… тоже я?
– Нет, я сам. На столб в темноте наткнулся. Знаете, это форменное издевательство над разумом, пусть и искусственным. Я понимаю, что вы его не жалуете, но тут явный перебор.
– Мда, – промямлил я и пристыженно почесал затылок. – Нужно узнать, как там остальные.
За моей спиной пистолетным выстрелом хлопнула дверь.
– Живой!
Я вздрогнул и медленно обернулся.
В дверях, растопырив руки и упирая их в дверной проем, стоял встрепанный Степан. Рубаха расхлестана, помятое лицо в пчелиных укусах.
– Слава богу! А я как проснулся, так и вздернуло меня: как ты там?
– Нормально, – я поднялся со стула. Смотреть в глаза Степану было как-то неловко. – Ты как?
– Бывало и хуже.
– Да уж… А остальные?
– Остальные еще спят. Я ведь как очухался сегодня, так вспомнить никак не могу, ты с нами от реки шел или остался там. Уф-ф, обошлось.
Степан прошел к столу и тяжело опустился на стул.
– Дали мы вчера жару, – он помотал головой.
– Угу. Зато гостям твоим будет что вспомнить.
– Неудобно получилось. И самое противное, я никак вспомнить не могу, что делали, когда пришли домой. Ян с Асланом еще что-то пытались Матвею втолковать, будто им какой хитрый план новый явился.
– Кому-кому?
– Матвею. Наш рабочий интеллект. Боюсь, как бы они чего не натворили.
– Что за план?
– Честно говоря, не помню. Что-то такое вертится в голове, но никакой конкретики. – Степан заметил стоящую на столе банку с рассолом, поднял ее одной рукой и припал к широкому горлышку. Кадык на его бычьей шее неистово заходил вверх-вниз. – У-ух, хорошо! – произнес он, грохнув банкой об стол. Я с завистью осознал, что выглядит он гораздо бодрее меня: и лицо почти в норме, и глаза не мутные, если только чуть-чуть. Здоровый он, Степан, деревенский бугай.
– Ты извини, – сказал я.
– За что? – непонимающе повел бровями Степан.
– Мало ли. Я тут уже понаслушался о вчерашнем.
– Мелочи. Ну, оттянулись ребята разок по полной.
– И часто вы так… оттягиваетесь?
– Да нет, не очень… Почти никогда… Хорошо, ни разу! И нечего на меня так смотреть! Ты-то уж точно ни при чем. Взрослые люди – сами должны знать, когда нужно остановиться.
Я немного повеселел. Внутренне.
– В любом случае я бы на твоем месте поспешил поинтересоваться, что замудрили те двое. Может, еще есть шанс все отменить. А может, и вовсе не стоит беспокоиться. Ну что в самом деле можно придумать и воплотить жизнь по мутному делу.
– О, ты их плохо знаешь! – загадочно, с нервозностью в голосе протянул Степан, вынимая из кармана смартфон. – Но сейчас все узнаем.
Возился он с ним довольно долго. Смартфон – не ПК: ни удобной клавиатуры, ни экрана с приличным обзором. Может, и еще что – я неспециалист. А только заметил я спустя некоторое время, как Степан меняется в лице. Сильно меняется. И непонятно, то ли хмурится, то ли сердится, то ли и вовсе в прострацию впал.
– Чего там? – осторожно поинтересовался я, опускаясь на краешек незастеленной кровати.
– На, сам прочти, – протягивает мне смартфон Степан.
Беру смартфон и подношу к глазам. Небольшой убористый текст, очень странный. Помесь русского, чешского и еще одного, совершенно неизвестного мне. Чешский, впрочем, тоже мне неизвестен, но их слова иногда сильно на наши смахивают. Ошибка на ошибке, по крайней мере, в русской части, и знаков препинания ни одного. Общий смысл послания удается понять с большим трудом и только несколько раз перечтя текст от начала до конца. А передать его содержание можно разве что своими словами: в общем, образование у нас… не очень: люди безграмотны, слово молвить толком не могут, не то что написать, не знают прописных истин, а тесты не отражают истинной глубины безграмотности. Поэтому: а) необходимо упразднить систему стандартных тестов и ввести прямое, человеческое тестирование; б) упразднить машинное образование и передать его опять же квалифицированным человеческим кадрам (откуда их только взять, вот в чем вопрос!); в) добавить разностороннее развитие, исключить выбор предметов учащимися. В доказательство последнего пункта приводится фото опухшего лица спящего японца, покусанного плечами – спутал шишку с диким ульем. Честно признаться, от вида распухшей физиономии японца меня проняло до костей, и абсолютно безграмотно составленный текст вкупе с ней выглядел вполне убедительно…
– Что скажешь? – вернул меня к действительности голос Степана.
– Это точно они писали? Не двоечник какой-нибудь – полиглот? – я вернул смартфон Степану. Тот повертел его в пальцах и убрал в карман.
– Они, больше некому.
– А кто говорил, что с образованием у них все в полном порядке?
– Сам ничего не пойму. Вот только по хмельному делу еще и не так написать можно. Ох, что будет!
– Ты и вправду веришь, будто Интеллект примет их бестолковую тарабарщину всерьез?
– А ты думаешь, нет? Интеллект – он парень серьезный. Но с японцем, по-моему, они переборщили.
– Нет, отчего же! – мне вдруг стало весело. – Теперь ваш Акиро прославится, как самый тупой в мире человек, разыскивающий шишки на дубах.
– Тебе смешно? – рассердился Степан и грохнул кулаком по столу, отчего квадрокоптер подпрыгнул и от греха подальше перелетел обратно на подоконник, за мою спину.
– А тебе разве нет? Вот будет потеха, если опять полиция нагрянет, разбираться в очередном безобразии.
– Еще не хватало! – Степан порывисто вскочил со стула и заметался по комнате со сцепленными за спиной руками. – Я надеюсь, это не твоя очередная идея?
– Обижаешь! – неподдельно возмутился я. – Да мне до такого ни в жизнь не додуматься.
Степан долго сверлил меня неистовым взглядом, потом повесил плечи и опять забегал по комнате.
– Ну, дурачье, ну, балбесы! Нет, надо же такое отчебучить! Ну, я им устрою!.. – Степан резко развернулся к дверям и вывалился в коридор, едва не снеся головой притолоку. Полуминутой позже его неистово-грузные шаги, от которых трещали половицы, затихли вдали.
– Скромничаете, господин Васильев, – тихо произнес за моей спиной квадрокоптер.
– Ты насчет чего? – обернулся я.
– Насчет идеи.
