уверенности, и он начал рассказывать, что приключилось между ним, Хёсон и ее матерью. С той самой судьбоносной встречи, когда они приехали в автомастерскую, и вплоть до сегодняшнего скандала в кафе.
– И что же вы решили?
– Хочу куда-нибудь уехать. Например, в свадебное путешествие.
– А что с Хёсон?
– С ней все кончено.
– Вы и правда расстались?
– Отвечаю.
Затем они направились в другой бар, потом в закусочную, где наелись шкварчащих свиных шкурок. После третьего заведения они уже еле стояли на ногах. Уже не первый раз босс и подчиненный так напивались. Помнится, тогда Ли Хван рассказал о своей безответной любви и Сынгю поделился с ним информацией о любовном эликсире. Хёсон потом рассказала, что молодой человек действительно приходил к ним в аптеку, но ничего не купил.
Сынгю, помнится, спросил у Ли Хвана, кто та девушка, в которую тот безответно влюблен. Механик абсолютно точно назвал имя, но на следующий день Сынгю не помнил ничего – голова зверски раскалывалась от ударов невидимого топорика по черепу.
Прощать сложнее, чем любить
Сынгю не остановил ее, когда она выбежала из кафе. Как же Хёсон хотелось, чтобы он бросился следом, схватил ее и стал рассыпаться в извинениях. Если верить его словам, то у них со старой лисой не было никаких отношений. Возможно, еще не все потеряно, если только он один потерял голову и пытался очаровать эту женщину. Так глупо со стороны Хёсон на что-то надеяться, но ее сердце не хотело прощаться с мечтой.
Первой ее мыслью было пойти домой и устроить сцену мадам Хан. Однако потом она передумала и направилась в аптеку, к отцу, потому что он первый должен знать о том, что случилось.
– Сынгю тебе что-то сказал? – спросил отец, пристально вглядываясь в ее лицо.
– Папа, ты был прав. Сынгю меня не любит.
– Но и для тебя это, наверное, не открытие.
Слова отца прозвучали как эхо из глубокого колодца. Плечи Хёсон опустились, ноги задрожали. Она не могла вспомнить ничего из того, что собиралась сказать. Горло и грудную клетку сдавило. Отец прав, где-то глубоко внутри она действительно это знала, но делала вид, что не догадывается. Она рассказывала ему о своих чувствах к Сынгю, о том, как сильно она его любит, как надеется на будущее рядом с ним. Хёсон хотела любить и быть любимой, но это осталось лишь несбыточной мечтой.
Она никогда не получала тепла даже от родной матери, поэтому не надеялась на романтические отношения. Сынгю был первым мужчиной, который посмотрел на нее с интересом. Наверное, Хёсон просто не хотела замечать, на кого именно направлен его взгляд, обманывала себя. На самом деле, если так подумать, проблема заключалась не в том, что он выбрал другую. Возможно, Хёсон не расстроилась бы так сильно, если бы он увлекся незнакомой ей женщиной. Она просто списала бы все на превратности любви. Но как он мог положить глаз на ее мать, на женщину, которая подарила ей жизнь?
Может, не рассказывать матери о ссоре с Сынгю? Возможно, отец тоже сохранит это в тайне, он ведь намного мудрее. Ведь все те мужчины, с которыми мадам Хан крутила романы, куда-то исчезли, и в итоге она все равно вернулась к мужу. Кстати, почему? Неужели отец привязал ее к себе с помощью любовного эликсира? Да, в этом он сильно отличался от Гефеста, который отвечал на все похождения жены полным безразличием. Отец скорее походил на чудовище, которое заперло красавицу Белль в своем замке до того момента, пока с него не спадет проклятие.
Хёсон спросила у отца, есть ли что-то, о чем она еще не знает, и даже устроила допрос – до сих пор оставалось загадкой, как мадам Хан смогла его очаровать.
– Я виноват в том, что увидел в ученице девушку. Но твоя мама была слишком красивой.
Все мужчины в мире, стоило им открыть рот, восхваляли внешность мадам Хан. Сынгю говорил то же самое, что и отец. «Твоя мать неземная красавица», «Она мой идеал». Ну почему все мужчины были так ослеплены ее красотой?
Между ученицей старшей школы и немолодым учителем пролегала полоса отчуждения, точно тридцать восьмая параллель, разделяющая Северную и Южную Корею. Хёсон не хотелось слышать всех подробностей, но отец уже начал свой рассказ. Как бы пристально она на него ни смотрела, сколь хмурые взгляды ни кидала, он не замечал ничего, мысленно пребывая в прошлом. Отец говорил о том, какая мадам Хан была милая, прекрасная. В голове Хёсон помимо ее воли сам собой вырисовывался образ семнадцатилетней матери. Интересно, наслаждалась ли она нескромными взглядами своего учителя?
– Я будто сошел с ума. Мне хотелось, чтобы она стала моей, чего бы это ни стоило.
– Ты поставил свою жизнь на карту. Рисковал всем ради школьницы. Я слышала, что ты даже бросил аспирантуру ради того, чтобы она продолжала обучение.
Хёсон и самой было стыдно, что она говорит так язвительно, но другого способа справиться с напряжением она не знала.
– Я подрезал ей крылья и не дал улететь в большой мир.
– Не думаю, что ты был ей неприятен, раз она забеременела, а потом стала твоей женой. И вообще, какое отношение имеет ваше прошлое к моей проблеме?
– Беременность и свадьба, которых она никогда не желала, стали для нее оковами, из которых она всеми силами хотела выбраться. А на самом деле я… испытывал любовный препарат на себе и на твоей маме. Хотел пронаблюдать, как он подействует на обе стороны.
Значит, родители оказались вместе благодаря тому самому «эро», о котором периодически упоминала мадам Хан. Неожиданное признание отца это подтверждало. Но, несмотря на все услышанное, Хёсон волновало лишь одно: мать отняла у нее Сынгю.
– Мне кажется, ты страдаешь, расплачиваясь за мои грехи. И от этого мне невыносимо больно. Этот паршивец Сынгю сам в ответе за свои чувства. Ты не знаешь, но мама пыталась изменить его отношение к тебе и не добилась успеха. Теперь он рассказал о своих истинных чувствах, и будет лучше, если ты отпустишь ситуацию.
Несмотря на услышанное, Хёсон не могла заставить себя простить мадам Хан. Пыталась изменить отношение Сынгю? Как же! Эта старая лиса только и знает, как одаривать кокетливыми улыбками мужчин, которые вьются вокруг.
Спустя несколько дней, проведенных в глухом одиночестве в мансарде, Хёсон наконец-то спустилась в аптеку. Она не хотела встречаться с мадам Хан, но пришлось выйти из своей оборонительной
