кивнула, и слезинка всё-таки скатилась по щеке и упала на руку старику.
Он улыбнулся и покачал головой:
– Не плачь, Василиса. Живи и радуйся жизни. Учись, занимайся любимым делом и никогда не придавай значения деньгам… иначе они погубят тебя, как погубили меня… Никому не рассказывай о своём богатстве… и о замужестве.
– Но как можно это скрыть? Ваша фамилия Этернель… Теперь и я ношу её по праву замужества.
– Ты носишь её по праву рождения, Василиса… Ты – моя дочь, а я – отец твой.
И Этернель протянул мне пухлый крафтовый конверт. Я развернула сложенный лист, и строчки запрыгали у меня перед глазами:
«Обязуюсь ежемесячно перечислять средства в сумме… на счёт… сберегательной книжки № … и № … опекунам Дасуню Михаилу Михайловичу и Дасунь Ладе Лельевне… проживающим по адресу… Тбилиси, Старый город, улица Цхакая… на содержание моей единокровной дочери Этернель Василисы Орэтовны… до её совершеннолетия первого июня…»
В конверте аккуратно подшитые и собранные скрепками лежали пожелтевший договор купли-продажи нашего особняка в Тбилиси в Старом городе… мягкие чеки на покупку антикварной палисандровой мебели, счёт-договор на установку мраморного фонтана в гостиной, сметы на ремонт дома, даже чеки на покупку новогодних ёлок и рождественских подарков!
На колени выскользнуло «свидетельство о рождении» с моим именем, адрес роддома в Москве и пачка фотографий. На каждой была соответствующая подпись, сделанная чётким почерком Этернеля: «Василисе один годик… два… три… четыре… Васиньке пять лет… Васочке десять лет… одиннадцать… двенадцать… моей доченьке тринадцать… царевне Василисе четырнадцать лет… Василёчку семнадцать лет…» – и на каждой была я.
Я сжала кулаки так сильно, что ногти врезались в ладони. В глазах ширился тёмный мрак, застилающий дикой темью всё вокруг. Я была невесома в своей ярости. Меня удержала бы на поверхности соломинка над бездной, сплетённые ветви деревьев могли бы служить мне постелью, я прошла бы, не опалив ног, над жерлом вулкана. Ярость звенела во мне натянутой тетивой.
– Прощай, дочь моя. – Отец откинулся на подушки, прикрыл веки и тяжело вздохнул. – Теперь ты всё знаешь… тебе пора… – добавил он уже чуть слышно.
– Прощайте… отец.
Тень тёмного мрака навсегда застыла в моих глазах, и взгляд стал похож на взгляд отца – золотистый прищур рыси, готовящейся к прыжку».
Глава 14
«На следующий день, уже в Цюрихе, мне, казалось, удалось оправиться после шока. Но, если честно, я до сих пор не вполне поняла, что произошло со мной тогда. Потрясение, что родители вовсе не родители, и все близкие родственники, тётя Макоша, дядя Хорс, братья и сёстры – чужие люди, не давало спать по ночам. Этот мрачный сговор за моей спиной… Понятно, что без участия отца ничего бы не было!
«Но с какой целью?»
«Чтобы уберечь меня?»
«Скорее, чтобы уберечь себя!»
«Но от чего? Не проще бы было оставить всё как есть? Не выманивать меня в это странное место? В Лукоморье!»
«Выходит, все всё знали и молчали! Предатели! Все предатели!»
«И теперь я в статусе жены профессора и его же дочери!»
«Что же делать? Уехать, убежать, спрятаться, как говорил отец, и не возвращаться?»
«Но, кажется, не все предатели… Инкуб! Но где же он? Пропал, ни слуху ни духу! Или он тоже попал в беду? Неужели отец соврал мне? Сказал, что получает от него известия редко. И в «Зелёгом Дубе» дела ведёт Афанасий… Расспросить Афанасия? Он не скажет! А если Инкуб умер? Если отец убил его!!»
«Остаётся только ждать долгих пять лет! Жива, Жива! Что ж ты мне предсказала! Через пять лет я встречу суженого, который убьёт отца! Почему я решила, что это Инкуб! Да ещё это дурацкое платье! Знать бы, что произойдёт, когда я его надену. Не умру, так Этернель сказал, но оно погубит меня. Как погубит? Профессор Этернель точно знает как, но теперь-то уже поздно спрашивать! Жива и Макоша знакомы с бывшей женой Этернеля. Чем он их так запугал, что они не скажут мне, кто она!»
«Заманили! Но ничего! Через пять лет всё будет так, как я хочу! Я больше не дам себя обмануть!»
Плакала я каждый день. Госпожа Майер отпаивала меня валериановыми каплями, а я лежала на диване в маленькой гостиной и рыдала в голос.
– Ну, ничего-ничего. Всё будет хорошо. Мой дядюшка Этернель – умнейший человек… он никогда бы не сделал тебе ничего плохого.
При упоминании имени мужа (то есть отца!) я разрыдалась с новой силой. Во мне боролись любовь и ненависть.
– Ну, не плачь, Васочка. Поделись со своей сестрицей. Может, я чего доброго посоветую.
Дело в том, что старушка Майер была одной из немногих приглашённых гостей на свадьбе и приходилась моему отцу родной племянницей, а мне, значит, двоюродной сестрой. Я жила в постоянном шоке от событий последнего года и болезни близкого мне человека, поэтому эта новость мало меня удивила.
Кузина была женщиной состоятельной, рачительной, но не жадной. На Флорхофгассе сдавала три собственных дома, в четвёртом жила сама, владела большим фермерским участком земли за городом.
Сестрице на вид было лет шестьдесят. Она давно жила одна, то ли старой девой, то ли «соломенной вдовой» и приходилась дочерью старшему брата отца, Вию. Должно быть, ей на самом деле исполнилось не больше сорока, но морщинистая, тонкая кожа прибавляла бедняге пару десятков.
«Какая же плохая наследственность в этом роду», – сквозь слёзы я рассматривала лицо сестры Ядвиги Вийевны.
Крючковатый нос и выдающийся вперёд подбородок красоты кузине не прибавляли. Высокая, жилистая, худая, да ещё и хромала на правую ногу. Однажды я увидела протез в высоком разрезе шерстяной юбки: тёмного дерева, отполированный до блеска, с причудливыми шарнирами из потемневшего от времени металла. Поверхность протеза была сплошь покрыта искусной резьбой.
Из-за хромоты Ядвига (сокращённо в близком кругу – Яга) постоянно ходила с тиковой тростью, подбитой нержавеющей сталью, но передвигалась необыкновенно быстро и резво. Наверное, бедная Яга и в двадцать лет выглядела как старуха. Глянешь и испугаешься – настоящая ведьма с Лысой горы, только помела не хватает.
Я перестала таращиться на Ягу и подумала, укоряя себя за жестокие мысли:
«Не всем же красавицами посчастливилось уродиться. Бедная сестра не виновата».
Сестра, надо сказать, вовсе не считала себя некрасивой и даже мысли не допускала, что не выйдет замуж. Яга всегда была очень ухожена и тщательно следила за внешностью, умело маскируя недостатки. Причёска в любое время дня – волосок к волоску, руки и маникюр – в образцовом состоянии, дорогая одежда и украшения подобраны со вкусом. Яга любила коллекционные платки-каре от Эрме и носилась
