уткнулась носом в его широкую тёплую грудь. Когда этот высокий и сильный ас был рядом со мной, смотрел на меня так любяще, касался так нежно, противореча собственной натуре, мне ничто не было страшно. Все сомнения и горести исчезали. Мы исцеляли друг друга.
Каждое прикосновение губ и кончиков пальцев, каждый трепетный вздох и шёпот, любое едва ощутимое касание возвращало каждого из нас к жизни, наполняло силами двигаться и бороться дальше. Я растворялась в своём супруге и вместе с этим поглощала его боль и ненависть, помогала забыться, простить непонимание и несогласия, отречься ото всех и ото всего. Когда наши тела переплетались воедино, а души соприкасались через поцелуи и взгляды во много раз красноречивее слов, мы создавали собственный мир, где было место только для нас двоих, нашу обитель, где мы могли существовать по своим законам и правилам, распределять роли так, как хотелось только нам самим. Он был рядом, пьяняще близко, жадно охватывая всё моё полуприкрытое тело одурманенным взглядом. Кровавые простыни и испорченный ночной наряд давно были сменены и преданы забвению, а вместе с ними затуманивались и страшные воспоминания.
Для меня отдаться его власти, ослепнуть и оглохнуть от своей всепоглощающей страсти было единственным средством выжить в чертоге, где радость в доли минуты сменялась скорбью, а жестокость могла вдруг перевоплотиться в необъяснимую нежность и заботу. Я могла сойти с ума от горя или от любви, и я с наслаждением выбирала второе. Мы забылись, и на волнах нежной и неторопливой прелюдии уплывали прочь шёлковые одежды моего супруга и моё собственное воздушное ночное платье. Каждая частичка моего тонкого тела стремилась коснуться его смуглой горячей кожи, когда Локи остановился и отстранился, нависнув надо мной на одной руке и ласково и немного укоряюще глядя в моё разрумянившееся лицо.
— Зачем ты мучаешь меня? — с придыханием прошептал он и нежно коснулся губами моего виска, шеи, мочки уха. Казалось, внутри него разворачивалась внутренняя борьба между неподвластным разуму желанием касаться трепещущей любовницы и необъяснимой для меня необходимостью это прекратить. Бог огня судорожно вздохнул, а затем негромко продолжил: — Манишь запретным, когда сама ещё не встала с постели?..
— Я бы не выбиралась из постели, пока рядом будешь ты, — широко улыбаясь, лукаво шептала я, пока не понимая, что именно Локи имел в виду. Меня тянуло к нему, правда, робко, пугливо, не так сладостно невыносимо, как обычно. Я думала, мои слова ласково затронут его самолюбие, но страстный бог огня, к моему удивлению, вмиг стал серьёзным, нахмурился, сел на кровати рядом со мной.
— Сигюн, ты потеряла ребёнка. Моего ребёнка, — мрачно произнёс он, пристально глядя в мои глаза, и ладонь, прежде игриво скользившая к низу его живота, замерла на месте и похолодела. Меня действительно словно окатили ледяной родниковой водой без предупреждения. На несколько минут я окаменела. Теперь всё становилось на свои места. Я была так эгоистична и слепа, что это даже могло бы быть смешно, если бы не было так печально. Этим объяснялось всё для меня: моё неясное недомогание, перепады настроения и несвойственные мне импульсивные выходки, новые просторные платья Дьярви, согласие Рагны и Асты и даже… Кровавая расправа перед моими покоями.
Воспоминания нахлынули с новой силой и совсем в ином свете. Я не просто упала с лестницы и разбилась. Я своей неосмотрительностью уничтожила зарождавшееся внутри хрупкое чудо. Ребёнка моего и Локи, возможно, сына, первенца… Коснувшись похолодевшей ладонью своего лба, я села в постели. Так вот почему повелитель пришёл в столь безудержный гнев. Его рождали отчаяние и боль утраты, мимолётная радость, обернувшаяся бесконечным горем и разочарованием. Сжав губы, я робко взглянула на мужа. Мне было страшно представить, что я прочту в его глазах.
Бог обмана не смотрел на меня, я видела только гордый профиль, освещённый ясностью дня. Иронично, но в тот миг мастер лицемерия едва ли смог бы кого-то провести. Брови его угрюмо сползли к переносице, а во взгляде затаилась тоска, глаза глядели в никуда. По сути, произошедшее было роковой случайностью, неудачным стечением обстоятельств, но я всё равно почувствовала себя бесконечно виноватой. Прильнув щекой к спине любимого аса, я устало прикрыла глаза и обняла его за пояс. Локи вздрогнул, но не стал возражать. Я ощутила вдруг, что в этот момент он ещё более уязвим, чем я, ведь он не мог проявить своих истинных чувств иначе как всё уничтожающей яростью, да и та была кратковременной и оставляла внутри лишь сосущую пустоту. Приходилось запирать всю эту боль глубоко внутри себя, и если кто-то и мог понять и разделить её, исцелить, утешить, то это была я.
— Я обязательно подарю тебе семью, — горько улыбнувшись, прошептала я, не решаясь говорить во весь голос и только сильнее прижимаясь к нему, — сыновей, точь-в-точь похожих на тебя. Невыносимых, вспыльчивых… И бесконечно сильных, ловких и умелых. Ты будешь смотреть на них и в их обожающих глазах видеть отголосок собственного непокорного пламени. Дай мне только немного времени оправиться, и я больше никогда не повторю прежних ошибок: буду внимательна, осторожна, спокойна… — он обернулся прежде, чем я успела договорить. И хотя глаза его по-прежнему тосковали, лицо тронула и смягчила самодовольная уверенная улыбка. Я отстранилась, чтобы взглянуть на мужа, понять, какую реакцию вызвали в нём мои слова.
— Ты — моя семья, — наконец прошептал он в ответ, снова мягко заваливая меня на подушки и чувственно касаясь губ. Разговор прервался. Слова казались лишними, когда существовали прикосновения. Позднее утро вышло долгим и очень сладостным. Давно я не ощущала такой близости с богом огня, той хрупкой интимности, что сопровождала наши прежние ночи. Он берёг меня, и эта трогательная забота заставляла задыхаться от ласки и желания, не находивших выхода. Мне хотелось осчастливить своего мужчину, заставить его отвлечься, выгнать невесёлые мысли из кудрявой головы, и, к счастью, однажды он научил меня этому искусству. Я сидела на коленях на полу, пока мой любовник замер на краю постели, откинув голову назад, такой беспомощный и покорный каждому лёгкому движению моих губ, уверенно скользящих между его сильных бёдер.
Этот томный и немного развратный ритуал делал счастливой и меня: тело таяло, словно мёд на солнце, и расслаблялось, а сердце ликовало каждый раз, когда сдавленный стон всё же вырывался из груди двуликого бога. С течением времени меня всё больше удивляло и забавляло, как немного на самом деле нужно было уметь женщине, чтобы повелевать мужчиной, будь то ван, ас, великан или даже самый непокорный полукровка
