практически не существует. Когда первые действия администрации Буша вызвали крики возмущения по поводу односторонности, президент отказался от этого ярлыка, а представители Государственного департамента охарактеризовали позицию администрации как избирательный муль-тилатерализм. Однако на этих двух концах спектра закреплены разные представления о степени свободы выбора, которая вытекает из позиции Америки в современном мире. Ниже я предложу некоторые правила для «золотой середины».
Некоторые сторонники одностороннего подхода выступают за напористый подход к продвижению американских ценностей по принципу «проклятые торпеды». Они видят опасность в ослаблении нашей внутренней воли и путанице в наших целях, которые должны заключаться в том, чтобы превратить однополярный момент «в однополярную эру». С этой точки зрения, принципиальной целью американской внешней политики должна быть смена режима в недемократических странах, таких как Ирак, Северная Корея и Китай. Односторонники считают, что наши намерения хороши, американская гегемония благожелательна, и на этом следует закончить дискуссию. Мультилатерализм означает «погружение американской воли в кашу коллегиального принятия решений — вы приговорили себя к реагированию на события или передаче ответственности многоязычным комитетам с причудливыми аббревиатурами». Они утверждают, что «главным предметом спора между США и теми, кто выражает несогласие с их гегемонией, является не американское «высокомерие». Это неизбежная реальность американской власти в ее многочисленных формах. Те, кто предполагает, что эти международные недовольства могут быть каким-то образом устранены более сдержанной американской внешней политикой, пребывают в приятных заблуждениях».
Но американцы не застрахованы от высокомерия, и у нас нет ответов на все вопросы. Даже если бы это оказалось правдой, действовать в соответствии с такой идеей было бы опасно. «Ведь если бы мы действительно действовали не только в своих, но и в чужих интересах, то, по всей видимости, отводили бы другим существенную роль и, таким образом, перешли бы к той или иной форме многосторонних отношений. В конце концов, предполагается, что другие знают свои интересы лучше, чем мы сами». Как верно заметил один сочувствующий европеец: «От морского права до Киотского протокола, от конвенции по биоразнообразию до экстерриториального применения торгового эмбарго против Кубы или Ирана, от грубых призывов к реформе Всемирного банка и Международного валютного фонда до Международного уголовного суда: Американский унилатерализм предстает как вездесущий синдром, пронизывающий мировую политику». Когда Конгресс законодательно ввел жесткие санкции против иностранных компаний, ведущих бизнес со странами, которые не нравятся США, министр иностранных дел Канады пожаловался: «Это издевательство, но в Америке это называют «глобальным лидерством».
Другие сторонники односторонних действий (их иногда называют суверенистами) делают акцент не столько на продвижении американских ценностей, сколько на их защите, и иногда получают поддержку от значительного меньшинства изоляционистов, которое все еще существует в нашей стране. По мнению одного из них, самая сильная и богатая страна в мире может позволить себе защищать свой суверенитет. «Америка, которая отстраняется от участия в различных международных акциях, не считает, что тем самым она отгораживается от остального мира. Напротив, у нас есть все основания ожидать, что другие страны, жаждущие доступа на американские рынки и стремящиеся к другим соглашениям о сотрудничестве с США, будут часто приспосабливаться к американским предпочтениям». С этой точки зрения, американцы должны противостоять вторжению международного права, особенно претензий на универсальную юрисдикцию. Вместо этого «Соединенные Штаты должны решительно отстаивать национальный суверенитет — основу, на которой строится демократия и самоуправление, — как фундаментальный организующий принцип международной системы». Или, как предупреждал сенатор Джесси Хелмс, Организация Объединенных Наций может быть полезным инструментом для обеспечения мировой роли Америки, но если она «стремится утвердиться в качестве центрального морального авторитета нового международного порядка… то это ведет к конфронтации и, что еще важнее, к окончательному выходу США».
Эта борьба между многосторонниками и односторонниками, часто разыгрывающаяся в борьбе между президентом и Конгрессом, привела к некоторой шизофрении американской внешней политики. Соединенные Штаты сыграли заметную роль в продвижении таких многосторонних проектов, как Договор о морском праве, Договор о всеобъемлющем запрещении испытаний, Договор о наземных минах, Международный уголовный суд, Киотский протокол по изменению климата и другие, но не смогли добиться их ратификации Конгрессом. В некоторых случаях результатом стало то, что журнал The Economist называет «параллельным унилатерализмом — готовностью следовать международным соглашениям, но только до тех пор, пока они устраивают Америку, которая готова проводить политику вне их рамок. Например, США заявляют о юрисдикционных ограничениях нератифицированного Договора по морскому праву. Они взяли на себя обязательство не возобновлять испытания ядерного оружия, но из-за одностороннего характера этого решения они не получают преимуществ проверки и возможности связывать других. В других случаях, например, с противопехотными минами, США утверждали, что они нужны им для защиты от танков в Корее, однако они провели исследования нового типа мин, которые могут позволить им присоединиться к Конвенции к 2006 г. В случае с Киотским протоколом президент Буш отказался вести переговоры и императивно объявил его «мертвым». Результатом стала реакция иностранцев, вызвавшая разочарование и гнев, что подорвало нашу «мягкую силу».
В ходе политической кампании 2000 года Джордж Буш-младший метко охарактеризовал сложившуюся ситуацию: «Наша страна сейчас стоит одна в мире с точки зрения силы. И поэтому мы должны быть скромными и в то же время демонстрировать свою силу таким образом, чтобы она способствовала свободе»… Если мы будем высокомерной нацией, они будут воспринимать нас именно так, но если мы будем смиренной нацией, они будут уважать нас». Однако наши союзники и другие иностранные государства сочли первые действия его администрации высокомерно односторонними. Уже через несколько месяцев европейские союзники Америки присоединились к другим странам и впервые отказались переизбрать США в Комиссию ООН по правам человека. Министр обороны Дональд Рамсфелд заявил, что «благодарность ушла», а государственный секретарь Колин Пауэлл объяснил, что «обвинение в «единственной сверхдержаве» всегда на слуху, и это, возможно, повлияло на некоторых»… Когда у них есть возможность нас подколоть, они пытаются это сделать». Палата представителей отреагировала на это голосованием об отказе от финансирования ООН. Однако ситуация была более сложной, чем признавалось в таких ответах.
В начале прошлого века, когда Америка поднималась к мировому могуществу, Тедди Рузвельт советовал говорить тихо, но иметь при себе большую дубинку. Теперь, когда у нас есть палка, мы должны уделять больше внимания первой части его наставления. И нам нужно не только говорить тише, но и слушать внимательнее. Как объяснил годом ранее Крис Паттен, комиссар ЕС по внешним связям и бывший лидер британских консерваторов, США — их верный друг, которым есть чем восхищаться, «но есть и множество областей, в которых, на мой взгляд, они ошибаются: ООН, например, экологическая политика, стремление
