в Танаване? – выпалила она.
Алекс замер, и лицо его, обычно дружелюбное и бесхитростное, словно открытая книга, на мгновение стало непроницаемым и холодным, как бывало у Никиты, когда он злился. Теперь понятно, почему эти двое спелись. Наконец Уайт ответил – нехотя, пряча взгляд:
– Эээээ… да. А почему вы спрашиваете?
– Что там происходит?
– Могу поспорить, Никите этот разговор не понравится, – нахмурился Алекс.
– То есть это правда?!
– Что именно?
– Нищенские зарплаты, невыносимые условия, труд несовершеннолетних… По сути, – голос девушки задрожал, – современное рабство! Как Никита мог так поступить с людьми?! Почему вы его не остановили?
Алекс замолчал, и тишина, повисшая в холле, стала густой, мрачной. Спустя пару минут, все еще стараясь не смотреть на Еву, Уайт заговорил, нервно приглаживая непослушные кудри:
– Откуда у вас информация?
– Это сейчас не важно. – Девушка выжидательно смотрела на него, явно требуя ответа.
– Слушайте, Ева, вы действительно многого о Никите не знаете, – закашлялся Уайт. – Он умеет произвести впечатление. Но не думаю, что хотя бы один судья в этой стране смог спать спокойно, если бы узнал, как Осадчий заработал свой первый миллиард. Мальчик вырос в небогатой семье и, когда подвернулся шанс, был готов на все ради денег. И ради брата, разумеется. Поверьте, я пытался отговорить его от этой… жести в Танаване. Он меня не услышал.
– Господи, этого не может быть! Все, что он говорил мне, делал для меня… одна большая ложь. А я поверила… – Ева смотрела остекленевшими глазами. – И как же мне теперь быть?
Уайт взглянул на нее участливо, со смесью сочувствия и жалости, словно хотел сказать «бедная ты девочка», но вслух произнес:
– На вашем месте я бы поспешил уехать. Никки не любит, когда узнают его секреты.
* * *
Яркое солнце било в глаза. Ева с грустной иронией подумала, что в любом романтическом фильме в такой ситуации обязательно пошел бы дождь, и крупные капли кинематографично катились бы по стеклу, как слезы по щекам главной героини. Но не тут-то было. Мир рушился, а природа за окном даже не подозревала об этом.
Девушка подошла к окну и задернула плотные тяжелые шторы. В наступившем полумраке медленно опустилась на пол, прислонившись спиной к кровати и обхватив колени руками, как делают маленькие дети, прячась от чего-то страшного. Какое-то время Ева просто смотрела в пустоту, чувствуя, что слеза собралась в уголке глаза и упала вниз, за ней еще одна и еще… Поток разочарования и боли захватил девушку постепенно, скручиваясь жгутом в центре живота, плавно поднимаясь вверх, и вот уже она, не в силах сопротивляться, сотрясалась от беззвучных рыданий.
Летнее бирюзовое платье с узором из крупных белых цветов, заботливо выглаженное и повешенное на спинку стула кем-то из горничных, вызвало новую волну слез… Легкая бирюзовая ткань касалась ног, жаркий гавайский вечер пах жасмином и опьяняющей гарденией. Никита, сидевший рядом на песке, теплыми пальцами гладил ее шею, а потом привлек к себе, чтобы поцеловать, – настойчиво и с упоением. В тот момент не существовало больше ничего, только звезды с алмазной огранкой, шум волн и соль океана на его губах…
Воспоминания приносили почти физическую, до тошноты, боль.
Вот они в Сан-Франциско, сидят на балконе в Mon Trésor с видом на Золотые Ворота, и девушка, глядя, как солнце прячется за зелеными холмами, задумчиво говорит: «Так интересно, первый раз, когда увидела тебя, подумала…» «Мммммм?» – поднял бровь Никита. «Что ты заносчивый и бесчувственный, совершенно не в моем вкусе. А что подумал ты?» Осадчий загадочно улыбнулся: «Точно хочешь знать?» Ева кивнула. «Я подумал, какая ты красивая!» Над верхушками старых платанов разнесся счастливый смех.
Вот она ставит чашку с капучино на кухонный стол, и Никита, улыбаясь, аккуратно стирает пальцем молочную пенку с уголка ее губ. В ответ Ева проводит указательным пальцем по его верхней губе, останавливаясь на шраме: «Между прочим, ты никогда не говорил… Откуда он у тебя?» – «О, это страшная тайна». – «И даже мне не скажешь?» – «Тебе придется отгадать». – «Это легко! Бокс, да?» – «А вот и не угадала, – игриво растянул Осадчий. – даю тебе вторую попытку». Девушка задумалась. «Упал с серфа? Бандитская пуля?» – озвучила свои догадки она. «Нет! У тебя осталась последняя попытка». – «Ну тогда остается только одно: тебя украли инопланетяне и пытали паяльником, желая узнать секрет неземной красоты». – «Бинго! – расхохотался Никита. – На самом деле все еще хуже. Я просто попытался облизать утюг в три года. Теперь этот секрет знаешь только ты…» Евин смех заполнил кухню.
Еще одно воспоминание мелькнуло яркой ранящей вспышкой. «Я буду в примерочной», – она поворачивается к Никите, держа в руках четыре вешалки с купальниками. «Могу помочь застегнуть… что-нибудь», – повел бровью Осадчий. «Хорошо, постучись через пять минут. И, если повезет, я открою». – «Слушаюсь, мэм». – «Но как я пойму, что стучишь именно ты?» – «Знаешь группу Kiss?» Девушка кивнула. Ровно через пять минут кто-то начал выстукивать бодрый ритмичный припев I Was Made for Lovin' You прямо по двери кабинки.
Другой эпизод обжег еще сильнее. Два голых разгоряченных тела на сбившихся простынях. Умелые руки Никиты гладят ее бедра, он входит в нее, заставляя вскрикнуть от наполненности и наслаждения. Она хватается руками за подушку, словно хочет удержаться, но поток возбуждения захлестывает, сносит их обоих. За секунду до оргазма в глазах у Никиты – настоящий пожар, и прерывающимся голосом он шепчет: «Ты моя…»
Выходит, это все было ненастоящим. Как она могла настолько ошибиться! Ева закрыла руками лицо и отчаянно заплакала, навсегда прощаясь со своей любовью…
Спустя час, обессиленная, Ева вышла из комнаты.
В столбах солнечного света нехотя плавали мириады пылинок, в воздухе стоял запах лаванды и бергамота. Сквозь оконные витражи пробивались лучи, складываясь в разноцветные узоры на холодном белоснежном мраморе лестницы. Ева на мгновение застыла на ступеньках: опущенные плечи, заплаканные глаза, съежившаяся фигура… В руках лишь тонкий конверт с документами, все подарки Никиты остались безжизненно висеть на вешалках в огромной гардеробной. По счастливой случайности ни Эвелин, ни Игорь не встретились девушке – это избавило от ненужных объяснений.
Впервые Ева появилась в этом доме в похожем виде: растерянная, напуганная, вдобавок еще и промокшая. С тех пор, казалось, прошла вечность, и вот круг замкнулся. Девушка медленно спустилась по лестнице, бесшумно пересекла атриум, уставленный букетами свежесрезанных гортензий, и открыла тяжелую дверь.
За литой оградой ждало такси, и Ева в последний раз обернулась на Mon Trésor – волшебный замок, который выстоял в землетрясении, когда Сан-Франциско лежал в руинах. А выстоит ли она?.. Величие
