безопасного уничтожения глобулы. Больших денег фермеры дать не могли, но проблема затрагивала весь регион, и Изваров рассчитывал на оплату из королевской казны. Главное — отыскать эффективное средство от земляных бородавок.
Кёрт Олясин отнёсся к этому делу с сомнением.
— Мы едва на волю вырвались, а теперь будто снова на ферму вернулись! Ты действительно хочешь с грибами возиться? Как же подвиги, тайны, сражения?
— Тайна сломанной мельницы? Избиения крыс? — Костик смотрел на друга с оттенком печали. — Насчёт подвигов… Помнишь, Филис высказывал? Приключения плохи, если в них умирают. Может, для разнообразия сделать что-нибудь созидательное? Смертей-то хватает кругом.
— И что, ты теперь смерти боишься?
— Не самой смерти. Страшно в жизни ничего не успеть… глянь, я и так уже еле живой с этим окостенением. Даже маги не знают, сколько ещё протяну.
— Нет, ну ты эти мысли оставь! — потребовал Кэррот. — Мы немало уже навертели хорошего… в Спаде заговор вскрыли, в Хендре остановили носителя хаоса! Это наше призвание. Другие сдались бы, но мы-то пошли до конца.
Костик взялся окостеневшими пальцами за гребни на голове.
— Ты шёл, потому что тебе было интересно. Я — потому что смысл в этом видел… В тот момент. А с носителем хаоса… мы не знали, что королевские силы близко. Спасать там уже было некого… Считай, зря пострадали.
— Пострадали, но и победили! Не так уж и плохо, — ободряюще улыбнулся Олясин. Его смущал этот разговор.
— Легко тебе говорить, Кёрт.
— Всё должно быть легко!
— Но не будет, — криво улыбнулся Констанс. Трещины в серой коже лица блеснули красным. — Дай мне найти средство от глобулы. Может, это станет моим главным подвигом.
— Ладно. Ищи своё средство, а мы пока крыс погоняем.
Ожидая ответа от Академии, Констанс записался в библиотеку. Листал старые книги по растениеводству, делал заметки в тетради, бормоча загадочные слова вроде «симазин» или «имазапир». Остальные старались ему не мешать.
Олясин развил в Граблях бурную деятельность. Гулял по окрестностям, выпивал в кабаках с интересными личностями, заводил случайные связи. Подписывался на задания вроде сопровождения купцов. Показывал бумаги от Охранки, уверяя, что его команда — экспериментальный отряд особого назначения. В некотором смысле так и было, но Кёрт не мог не приврать. Деньги появлялись и сразу же исчезали. Время будто стояло на месте.
Троллин Гудж и гном Батлер не то чтобы жаждали приключений, просто им больше некуда было деваться. В родных краях никто не ждал, будущее казалось туманным, а здесь находилось хотя бы какое-то применение.
После гибели экспедиции, пока Костика, Ганса и Кэррота врачевали подоспевшие представители власти, Гудж на несколько дней ушёл в горы и догнал отряд уже на марше. Остатки его племени ушли к соседнему клану, приняв подчинённое положение. Гуджу, как не выполнившему долг защитнику, полагалась довольно унылая участь, которой он предпочёл добровольное изгнание.
— Однажды вернусь, если выживу, — кратко изложил свои планы троллин.
Людская страна вызывала у него любопытство, но в целом он оказался весьма сдержанным и невозмутимым для дикого жителя гор. Костик с Кэрротом думали, Гудж отнесётся к цивилизации или с восторгом, или с отвращением. Но вышло иначе — олг смотрел на всё с философским спокойствием, предпочитая отмалчиваться под предлогом, что ещё плохо говорит на людском языке.
Батлер Броки пребывал в схожих условиях. Как выяснилось, у себя под горами он был не на лучшем счету. За невыдающиеся по гномьим меркам таланты и скверный характер, а ещё за поистине уникальное невезение его почитали бракованным гномом. То есть проклятым. Поначалу он бухтел, будто стал таким от воздействия хаоса, но потом признался, что рабочая практика в Хендре была его испытанием. Батлер собирался делом опровергнуть превратные представления! Но поход, где погибли шестеро старших коллег, а он сам уцелел, вряд ли стал бы достойным опровержением.
Броки был мастером на все руки: всё, что он ни мастерил, получалось из рук вон плохо. От этого страдал и он сам, и окружающие. Потому что в себе гном эмоции не держал.
— А чего вы хотели?! — вещал он, потрясая ручищами. — Жизнь моя дала трещину, я повсюду чужой и ненужный, как цветочек в забое!
— Не волнуйся, — утешил его Кэррот. — Теперь ты на нашей грядке!
— И это вот самое страшное!
Впрочем, с Гуджем он на удивление быстро поладил. Ещё в тренировочном лагере выяснилось, что сварливый гном ценит общество флегматичного троллина. До прихода людей оркоиды редко встречались с гномами, хоть и жили почти по соседству; потомки шахтёров благоразумно избегали контактов с воинственными племенами, в прямом смысле уходя в изоляцию, а с бетоном и гермозатворами не повоюешь. В знак презрения дикие орки считали подземный народец роднёй скорей панцирным клопам, чем себе. Но теперь, оторванные от корней, гном и троллин взяли да подружились.
Важной статьёй расходов оказалась одежда. Изваров с Олясиным, протаскав столько времени казённую униформу, взялись за подбор костюмов с энтузиазмом, но быстро упёрлись в нехватку финансов. Потому закупили неприхотливую обувь и походные плащи с капюшонами, бельё и прочие мелочи, а оделись кто во что горазд. Кэррот остался верен привычной цветовой гамме: надел красно-белый дублет и серые брюки с лампасами. Не то чтобы он скучал по службе, просто сам себе нравился в красном. Не желавший выделяться в толпе Констанс таскал мешковатые штаны да суконный мятель бурого цвета. Батлер щеголял в типичном для гномов стёганом тёмно-зелёном кафтане, дерюжных панталонах и безразмерном берете. Даже Гуджа удалось заставить носить льняные штаны и рубаху в дополнение к накидке из шкур и кожаной набедренной повязке. Так олг «покончил с обетом безбрючия», как посмеивался любитель играться словами Олясин.
Пришло лето, суетливое, ветреное. Костик нервничал, ожидая ответа из Академии, но за неделю ему так никто и не написал. Батлер ворчал. Гудж молчал. На полях росли глобулы. У Кэррота появилась шайка приятелей: молодые работники швейной мануфактуры имени Жозефины. Они вместе хлебали пивцо в «Разочарованном страннике», распевая народные песни. Дни летели, но ничего не менялось.
Всё вдруг переменилось. Повзрослев, она наконец-то отправилась путешествовать. Дальние края подарили ворох ярких воспоминаний: обрывки чужих разговоров, диковинные дома на извилистых улицах далёких городов, чарующе свежие лица, выбеленные солнечным светом, цветные пейзажи, размытые зноем. Горы, море и лес. Калейдоскоп сияющих образов.
Но потом она в смутной тревоге вернулась домой. Там всё стало не так, как раньше. Родные исчезли; дом пуст и заброшен. На всём безжалостная печать времени. Полы покрыл вязкий мох, отсыревшие стены — мохнатая чёрная плесень. За окнами тесно стояли деревья, не пропуская внутрь солнечный свет,
