по пояс, наслаждаясь ночной прохладой. По земле шуршали сухие листья, шумели ветки берез, вдалеке слышался лай соседских собак. Ничего не нарушало безмятежной тишины.
Я закрыла створку и нырнула в постель. Осенний холод подействовал как успокоительное, стоило мне лишь закрыть глаза, сонное оцепенение расплылось по всему телу. Я ждала падения.
Меня разбудил ледяной ветер, несущий за собой мелкие искорки снежинок. Щека была влажной то ли от слез, то ли от снега. Я лежала на узкой скамейке у общежития, закутавшись в джинсовую куртку. Шея онемела от холода, пальцы еле шевелились. Я с трудом поднялась, распрямила плечи, запрокинула голову и взглянула на небо, черное, без единого огонька звезд. На миг закрались сомнения, вдруг я и на самом деле ушла вчера из дома Марка? Все окружающее меня казалось настолько реалистичным, что миры путались между собой в моем сознании. Я напрягла глаза, вглядываясь во тьму, выискивая знакомые очертания, и сделала первый неуверенный шаг вперед.
Все окна в общежитии были потушены, тусклый свет прожектора освещал дорожку, уходящую под гору. Спотыкаясь в темноте о коряги и вросшие в землю камни, я шла по озябшей улице, забывая дышать от нервного напряжения, вслушиваясь в звуки собственных шагов. Не идет ли кто за мной? Была бы еще смелость оглянуться назад.
Вдалеке я заметила высокую фигуру, поджидающую меня в самом конце освещенной тропинки. Горло сдавило тисками от ужаса. Мне придется подойти ближе, или… рвать связь. Я сама ждала этого, так чего же я боюсь?
Преодолевая страх, я подошла ближе и остановилась в паре метров от человека, монстра или призрака – мой рассудок не мог дать четкое определение. Кто здесь? Демьян? Артем? Дед Стефаний? С кем еще может столкнуть судьба во сне, который я сама внезапно пожелала видеть?
Когда зрение привыкло к потемкам, я обомлела. Передо мной стояла бабка Агата. Она выглядела так, как я ее запомнила с фотокарточки: вытянутое строгое лицо, испещренное глубокими морщинами, то ли равнодушный, то ли надменный взгляд, темно-бордовое платье с высоким кружевным воротником и черными пуговицами на груди. Она шевельнулась и шагнула мне навстречу. Выражение ее глаз изменилось, теперь они выражали печаль и сочувствие. Мне почудилось, что Агата вот-вот заплачет.
– Наконец-то мы встретились, моя девочка, – вымолвила она. – Пойдем скорее в дом, нас уже ждут.
– Кто? – до сих пор не приходя в себя от изумления, смогла выдавить я.
– Посмотри направо, – ответила бабка.
Я повернула голову и увидела на том месте, где еще вчера был заросший пустырь, бревенчатую добротную избу. Размерами она могла соревноваться разве что с домом многодетного семейства Быковых, под одной крышей в нем жило восемь человек: мать, отец и шестеро детей.
Мы взошли на крыльцо, построенное в форме спирали. Я приметила, что одно из окон освещала керосиновая лампа, на стекле то вспыхивали, то гасли рыжие отблески. Здесь витал густой запах колотых дров, квашеной капусты и хвои. Около дома густо разрослись высокие можжевельники.
Я замерла у грубо сколоченной двери с проржавевшим железным кольцом вместо ручки. Агата постучала, и вскоре послышался скрип отодвигаемого засова. Перед нами очутилась невысокая, худенькая женщина в голубом длинном платье и белом меховом жилете. На груди у нее красовалось ожерелье, сплетенное из медных листьев, в руке она держала свечу. Откуда взялся ее образ? Марк мне объяснял, что я не могу знать, как выглядит человек, если ни разу его не видела. Память дала подсказку. В нашем семейном альбоме хранилась фотография, которую смогла уберечь Агата. У меня она не вызывала интереса, я не понимала, чьи лица вижу перед собой. Но, благодаря карточке, образы моих далеких предков сейчас оживали.
Агата потянула меня за локоть.
– Проходи скорее, время течет очень быстро. Мы должны все успеть сказать тебе.
Я перешагнула порог и пошла на свет огонька, с тревогой поглядывая на свою прабабку: идет ли со мной, вдруг оставит здесь, а сама уйдет?
– Нелли, аккуратнее, – предупредил голос женщины со свечой, – проем низкий, не стукнись головой. Она встала у двери и ждала, когда мы с Агатой войдем.
В избе на меня пахнуло жаром от горнила затопленной печи, свежеиспеченным хлебом и затхлой, илистой водой. Я посмотрела под ноги и увидела доски, разбухшие от влаги. Воздух в комнате был горячий и влажный, словно в бане. Керосиновая лампа на столе светила настолько бледно, что я с трудом различала очертания предметов: пузатый самовар с резным краником, сухие веточки лаванды в фаянсовой вазе, расписанной под Гжель, стопка потрепанных книг, большой поджаристый каравай на круглом блюде. Стол покрывала белоснежная, без единого пятнышка, льняная скатерть, ее края украшало ажурное кружево, сплетенное руками искусной мастерицы.
– Присядь, девочка, – Агата показала мне на длинную лавку у стены. Я послушно села, ощущая, как сильно закладывает уши, а в голове нарастает гул. Кожу покалывало тысячами холодных игл. Мне с трудом удавалось удерживать внимание, но я изо всех сил старалась сконцентрироваться на месте, которого давно уже не существовало и на лицах, которые видела лишь на фотоснимках.
– Не пугайся, Нелли, – заметив мою внутреннюю дрожь, попыталась успокоить меня Агата. – Мы с Радмилой, моей сестрой, давно пытались связаться с тобой. Но мы привязаны к водам Черного озера, и не способны появляться в других местах.
– В Петербурге везде черные воды, – с трудом проговорила я, ощущая, как до предела натягиваются на каждом слове голосовые связки. – Это вы привели меня к Семимостью?
– Да, – кивнула Радмила. Отблески от медных листьев на ожерелье задрожали на подоле ее платья и на кистях рук. Я заметила, что у нее тонкая кожа, как была у моей мамы. На запястьях просвечивались голубые вены, по щекам расползалась едва заметная фиолетовая сетка капилляров. Я знала и чувствовала, что за ее внешней хрупкостью, за обманчивой уязвимостью прячется сияющий шар силы, твердость духа, несгибаемый, упрямый характер, свойственный ведьмам нашего рода. – Нелли, у тебя впереди лучшие годы жизни. Не стоит их тратить на страх неизвестности. Мы привели тебя сюда, вопреки мнению остальных наших сестер, чтобы помочь ослабить действие договора. Неважно, продолжишь ли ты род, но… вражда не может продолжаться вечно. Часы нужно уничтожить. Это получится, как только одни из них заведутся.
– Они пойдут тогда, когда восстановится баланс, – сказала я. – Марк так говорит.
Агата повернулась ко мне и слегка сжала мою ладонь. Ее прикосновение было холодным и влажным, словно на руку полился ледяной поток.
– Ты должна знать, он не желает тебе зла, моя девочка. Мы со Стефанием догадывались, что магия, созданная Демьяном, когда-то найдет вас, и очень боялись этого дня. Точнее… мы думали так про тебя и Артема. А после моей смерти произошло еще одно роковое событие. Сын Стефания, Илья, с юных лет был влюблен в твою маму, Нелли. Она, понятное дело, не могла принять его любовь. Они создали семьи, каждый свою, но продолжали дружить. Когда Света поехала в другой город к Мелиссе, Илья не отпустил ее одну, направился с ней. Все шло по плану Ксаны, ведь для обряда ей нужен был маг и ведьма. Но Света оказалась не посвящена, Ксана была вне себя от злости. Она отпустила Илью, боялась, что снова нарушит баланс.
– Снова нарушит? – переспросила я. Нити связывались воедино.
– Марк переживал за тебя, не сердись, что он
