Венечка многое мог бы порассказать, но промолчал. Вместоэтого он решил поразмыслить, не зря в их маленькой мошеннической организации онбыл единственной думающей единицей. Он мигом сообразил, что единственным, кчему они вместе с Милкой прикасались за последние несколько часов, были деньгитой странной старухи в фетровой шляпке. Да, но у Милки еще и лицо поражено… Нуконечно, осенило Венечку, эта дура все время хваталась за голову, ведь старухатреснула ее сумкой! И это его тогда не насторожило, как и то, что старая каргабыла в перчатках… Нет, чтобы задуматься, отчего это слабосильная старуха таксумела треснуть молодую бабу, что у той чуть сотрясение мозга не получилось.Кирпич у нее в сумочке наверное был…
Кстати, наверняка будут еще случаи – Александра Ивановна,Колян со своей шваброй…
– Лечение будет долгим, – предупредил врач, –полного выздоровления не гарантирую.
Венечка скрипнул зубами. Однако его грела единственнаямысль: тот рыжий мент Анатолий тоже взял деньги голыми руками.
* * *
Город Луга на первый взгляд выглядел так, как будто запоследние двадцать лет в стране ровным счетом ничего не изменилось. На площадиперед вокзалом кашляли астматическими моторами несколько львовских автобусовобразца тысяча девятьсот шестидесятого года, между ними суетливо носились смешками и котомками озабоченные деревенские старухи. Как водится, собиралбутылки красноносый алкаш неопределенного возраста, на краю площади торговалапирожками монументальная крашеная блондинка по имени Люся, на самой серединекрасовалась непросыхающая лужа, напоминающая формой и размерами одно изамериканских Великих озер. В сквере на противоположном конце площади высиласьстатуя неизвестного науке героя, выкрашенная кладбищенской бронзовой краской.
Однако, едва Леня сделал это наблюдение, из-за бронзовойстатуи выехал забрызганный грязью джип, остановился перед Люсиным лотком, инаружу выбрались трое братков с бритыми свиными загривками. Все встало на своиместа. Единственное, что отличало местных братков от городских, это то, что онинабрали у Люси жареных пирожков с мясом за неимением в ближайших окрестностяхсуши-бара.
Маркиз тоже вышел из машины. Не то чтобы он соблазнилсяжареными пирожками, подобный деликатес эпохи развитого социализма мог вступитьс его организмом в непримиримые противоречия. Леня всего лишь направился кавтобусному вокзалу, на стене которого была вывешена крупномасштабная картаЛужского района.
Отыскав на этой карте деревню Петровская Горка, названиекоторой было написано самым мелким шрифтом, Леня купил бутылку «пепси-колы»(еще одна примета времени) и вернулся в машину.
Сначала дорога пролегала по хорошему, довольно новому шоссе,потом пришлось свернуть на более-менее ровную грунтовку, наконец, началсяразбитый проселок в сплошных колдобинах. Машина, привыкшая к ровномуевропейскому асфальту, жалобно стонала на каждом ухабе и давала хозяину понять,что долго такое издевательство не выдержит. Хорошо хоть, что погода стояла покасухая и теплая, а через месяц-полтора, когда зарядят непрерывные дожди, здесьвообще невозможно будет проехать.
Зато по обе стороны дороги тянулись яблоневые садыудивительной красоты. Деревья были усыпаны спелыми плодами – темно-красными,золотистыми, нежно-розовыми…
За очередным поворотом перед Леней открылась маленькаяунылая деревенька.
Десяток изб, разбежавшихся по берегу озера, явно давнонуждались в починке. Прохудившиеся крыши, осевшие венцы, окна, в которых частьстекол заменили фанеркой – может быть, и не по бедности, а оттого, что некомубыло заняться ремонтом.
Людей в деревне не было видно. Леня ехал по улице, но дорогабыла так разбита, что он пожалел машину, поставил ее на обочине и дальшеотправился пешком.
Наконец, возле одного из домов он увидел дряхлую старушонку,которая выговаривала драной грязно-белой кошке.
– Шалава ты. – Кипятилась бабка. –Проститутка ты после этого. Вертихвостка облезлая. Опять с приплодом. Когдатолько успеваешь? Лучше бы, прохиндейка беспородная, мышей ловила, а то житьяот них нет! Среди бела дня по горнице шляются, а тебе и дела нет.
Кошка вежливо слушала хозяйку, но посреди ее гневногомонолога сгорбилась и принялась сосредоточенно умываться.
– Тьфу! – старуха отвернулась отвертихвостки. – Что тебе говори, что не говори, все как об стенку горох…
– Бабушка, – окликнул ее Леня, – не скажешь,где Уточкина живет, Анна Петровна?
– Ой! – старуха схватилась за сердце, –напугал как! Ты откуда же взялся, автобуса-то не было?
– На машине приехал. Так где же Уточкина живет?
– На маши-ине? – протянула бабка то ли суважением, то ли с недоверием? – А где ж твоя машина?
– Там, – Леня махнул рукой, – Так где же АннаПетровна?
– Кака-така Анна Петровна? – старуха недовольносощурилась. – Нету здесь никого!
– Уточкина, Анна Петровна Уточкина! – Маркиз началтерять терпение.
– Так это, наверно, Нюрка! – сообразила наконецбабка. – А то я думаю – кака-така Петровна? Точно, это тебе Нюрка нужна!
– И где же она?
– Дак вон ее дом, буржуйки недорезанной! – старухауказала сухой костистой рукой в дальний конец деревни: – Вон тот, третий дом отповорота! Ее, богатейки!
Маркиз проследил за ее жестом и увидел дом, уже знакомый емупо двум фотографиям.
На фоне прочих изб, запущенных, полуразвалившихся, этот домдействительно казался нарядным и богатым, так что можно было понятьпрозвучавшую в голосе бабки завистливую неприязнь.
Леня подумал, что покойный Алексей Иванович Казаркин, должнобыть, помогал деньгами своей родственнице, пусть даже и бывшей, а может быть, иприсылал ей каких-нибудь мастеров, чтобы подновить домик.
Он поблагодарил рассерженную старуху и направился к домуУточкиных.
Не только дом Анны Петровны приятно отличался от соседских.Сад ее тоже был ухожен, стволы яблонь выкрашены известью, дорожки аккуратновыметены, а перед самым домом цвели на клумбе поздние цветы – крупные сортовыегеоргины, астры, хризантемы, непритязательные, но яркие и нарядные бархатцы.
– Есть кто-нибудь дома? – крикнул Леня,остановившись перед калиткой. – Хозяйка!
Из-за дома медленно, опираясь на суковатую палку, вышла крупнаяпожилая женщина.
Неторопливо, с достоинством неся свое большое тело, онаподошла к калитке, остановилась перед ней и уставилась на гостя. Массивное, вкрупных складках лицо выглядело недоверчиво.
– Чего надо? – проговорила она наконец.
– Вы ведь – Анна Петровна? – спросил Леня,облокотившись на калитку.
