портвешок обещал. Надо бы затариться.
— Все дома.
— Да я бы уже употребил.
— Встанешь на остров, может и не захочется, — сказал Лаголев.
— Чего? — Шишлов хохотнул. — Био-Шурик, ты остров себе дома что ль насыпал? Из первостатейного песка?
Лаголев не ответил.
— Но райончик у вас тихий, кажется, — сказал Федька, разглядывая погнутые детские качели. — Ни ресторанов, ни игорных клубов. Видеопроката даже что-то не видать.
— Этого добра в самом конце Лесной много. Там и «Огонек», и несколько кафе. А видеопрокат у нас через дом.
— Надо было тебе два пива заказать, — вздохнул Шишлов.
Они добрались до подъезда и поднялись на четвертый этаж.
Натка была на работе, сын в школе. Лаголев заставил друга сбросить ботинки и первым делом повел того в ванную. Дал полотенце, показал мыло.
— Мойся.
Федька качнулся в проеме.
— Как-то не по-дружески.
— Ну не могу же я тебя такого, за стол, — объяснил Лаголев.
Возразить ему было сложно. Шишлов похмыкал, покривился и потянул свитер через голову.
— Горячая-то хоть есть?
— С утра была.
— А ты давай тогда на стол че-нибудь…
Федька закрылся в ванной. Зашумела вода. Пока друг мылся, Лаголев вскипятил чайник, сделал несколько бутербродов, вымыл кружки и поставил их на освобожденный от растений подоконник. Обновленная кухня не имела стола, зато рядком у стены с окном расположились аж семь разномастных стульев. Неким заменителем стола служила круглая, принесенная Галиной Никитичной этажерка. В нижнем отделении ее помещалась сахарница и розетки с вареньем, на верхнее ставились чашки и блюдца.
Остров дышал теплом и светом. Даже в шаге от него было щекотно, хотелось жмуриться и какое-то время стоять, глупо улыбаясь. Сейчас вот Федьку еще через тебя пропустим, сообщил острову Лаголев, и добра у нас прибудет.
Он приготовил чистую майку и старенькие, но стиранные спортивные штаны, дождался, пока шум воды в ванной стихнет, и стукнул в дверь.
— Федька!
— Да! — отозвался друг.
— Чистое белье.
— Давай.
Дверь приоткрылась, Шишлов с волосами, облепившими лицо, с мокрой, капающей бородой, протянул руку. Лаголев вложил в нее белье.
— Пожрать-то есть что? — спросил Федька.
Отмытый, он выглядел получше. Но и пятна синяков по всему телу проступили пугающим узором.
— Оденешься, проходи на кухню, — сказал Лаголев.
— Яволь.
Одевался Федька минут пять, что-то роняя с полок и чертыхаясь. Наконец, вышел. Лаголев ждал его у холодильника.
— О как! — оценил обстановку Шишлов, ступая на кухню босыми ногами. — А где стол?
— Много места занимает, — сказал Лаголев.
— Погоди, а рюмочку поднести? Человеку с бани холодная водочка в самое то. Саня, ты меня не обижай.
Лаголев улыбнулся.
— Ты сначала сядь.
Он подвинул один из стульев. Шишлов устроился на нем. В узкой для него майке и синих «трениках» Федька больше походил на хозяина квартиры, чем Лаголев в брюках и джемпере.
— Ну, сел.
— Что чувствуешь?
— Жажду.
— И все?
Шишлов развел руками.
— Я же тебе не принцесса на горошине. Ты что, подложил мне что-то?
Он попытался приподняться, одновременно щупая под собой ладонью, но Лаголев сел рядом и взял его за руку.
— Ты просто сидишь на острове.
— Где?
Тепло привычно нахлынуло, душа распахнулась, взлетела, вверх-вверх, Федька рядом замер, а через мгновение уперся глазами в потолок. Что он там видел, Лаголеву было не известно, но лицо давнего друга менялось, болезненно комкалось, светлело, из щелястого рта с хрипом вырывалось дыхание, и вместе с дыханием, казалось, выбивается в воздух мелкая черная пыль, превращаясь в золотистые искры.
— Е!
Коричнево-розовой кашицей Шишлова стошнило на собственные ступни, и он, торопливо присев, принялся собирать блевотину ладонями, которая неумолимо просачивалась обратно сквозь пальцы.
— Тарелку, Саня! Или миску!
— Брось, — сказал Лаголев.
— Прости, я это…
Федька с посмотрел на испачканные руки. Его стошнило еще раз. Какие-то малоприятные комки брызнули изо рта.
— Я сейчас, — сказал Лаголев и пошел за тазиком и тряпкой.
Вдвоем они быстро справились с уборкой. Впрочем, энтузиазм Шишлова больше мешал. Он скользил и разносил продукты своего метаболизма по кухне.
— Так, сядь, — сказал ему Лаголев.
Федька сел.
— Держи таз.
Друг принял посуду. Вид у него сделался виноватый.
— Саня, прости, пожалуйста.
— Видимо, у тебя запущенный случай, — Лаголев собрал блевотину тряпкой. — Как ты себя чувствуешь?
Шишлов нахмурился, оценивая свое внутреннее состояние.
— Вроде ничего не болит, — с удивлением произнес он. — Даже нога не болит.
— Вот это и есть остров.
Лаголев подтер в двух местах и взял у Федьки тазик.
— Вымой руки вон, в мойке. Выпить хочется?
Друг качнул головой, но, поднявшись, широко улыбнулся.
— А вот, знаешь, да!
Он склонился над раковиной и принялся под струей, морщась, оттирать пальцы.
— Понятно, — сказал Лаголев. — На подоконнике чай и бутерброды, можешь перекусить.
Шишлов повернул голову.
— Не, ты жулик, конечно, порядочный, — заговорил он в сторону коридора, где исчез Лаголев, чтобы слить собранное в унитаз, — Я к тебе со всей душой… — он шумно прополоскал рот. — А ты и угостить друга не удосужился. Баночку пива всего-то и купил. Ты знаешь, как выглядит баночка пива со стороны?
— Как? — спросил Лаголев.
— Как насмешка.
— Погоди. Я сейчас.
Лаголев с тазиком перешел в ванную. Шишлов закрутил кран, встряхнул над раковиной кисти рук, потом вытер их о полотенце, висящее на крючке. Поискал и нашел на подоконнике бутерброды.
— Ты одежду мою не выкидывай, — жуя, невнятно проговорил Федька, — пригодится мне еще. Я же это… бомжую.
— И нравится?
— Ха! Меня вообще-то никто не спрашивал на этот счет.
— Ладно, — появился на кухне Лаголев, — давай мы с тобой еще раз…
— Да ну нахрен! — сказал Шишлов, выложив на подоконник локоть.
— Почему?
— Отходняк у меня после твоего острова.
Лаголев улыбнулся.
— Ты бы в зеркало посмотрелся.
— А че, красавец стал? — Федька сунул в рот остатки бутерброда и прошел в коридор.
Там он, почти уткнувшись носом в зеркало над полкой с феном и расческами, секунд тридцать так и этак поворачивал лицо. Пальцы его мяли и отводили растительность, добираясь до кожи под ней.
— Это что, — спросил он, — у меня шрам исчез?
— Ага.
— Не, ну, круто, конечно.
— Что, хуже стало?
— Да не, — Шишлов появился в проеме, — только меня так узнают с пол-тычка. Физиономия, как с фотокарточки.
— Садись, — предложил Лаголев.
Федька скривился.
— Ты бы лучше налил чего, блин.
— Садись-садись, — потянул его к себе Лаголев, — хуже не будет. Это остров, он многое может.
Шишлов хохотнул.
— В прошлое не возвращает? А то я бы загадал, на какое ставить. Была у меня ситуация, где я миллионов пять, если на старые деньги считать, на рулетке за раз спустил.
— Не возвращает.
Знакомое тепло — как пуховое одеяло в детстве. Тебя закутали в
