Ознакомительная версия. Доступно 39 страниц из 192
ревущий шторм.
Для любой длительной операции, требующей слаженных физических усилий, например наматывания якорного каната или подъема реи, у моряков была соответствующая saloma[136]. Салазар привел один пример такой своеобразной «мантры», но посчитал, что переводить ее бессмысленно. Достаточно сказать, что «запевала» выкрикивал первую половину каждой строчки, а матросы в едином порыве отзывались звуком и совершали коллективный рывок.
Помимо морского языка, развился неповторимый морской сленг. Точно так же, как современные моряки шутливо, но беззлобно называют свои корабли «старыми корытами» или «ржавыми посудинами», так и испанцы того времени называли их rocin de madera или pajaro puerco[137]. Упоминание о дровяной топке, получившей прозвище «горшечный остров», вызывает весьма неоднозначный вопрос: кто занимался на судне приготовлением пищи? Лично я не могу на него ответить: на кораблях Колумба и Магеллана не была предусмотрена должность кока. В Instrucion Nauthica 1587 года, расписывающей до мельчайших подробностей все обязанности каждого члена экипажа, отсутствует понятие корабельного повара, хотя и предусматривался человек, «отвечающий за огонь». Вероятно, трудолюбивые грометы готовили еду на всех членов команды, за исключением капитана, имеющего собственного слугу-стюарда, который, возможно, заботился и о других офицерах. Колумб, по всей видимости, обедал в своей каюте в одиночестве – по крайней мере, именно таким застал его местный касик при своем визите в Порт-де-Пэ на Гаити. На больших галеонах, описанных Гарсиа Паласио, для старших и опытных матросов накрывали отдельный стол во главе с боцманом, который обслуживали младшие члены экипажа. На борту более мелких судов, к которым относились «Санта-Мария», «Пинта» и «Нинья», дело обстояло проще – еду раздавал кто-то из грометов у фок-мачты, каждый матрос получал свою долю в деревянной миске и ел ее руками везде, где только мог найти удобное место. Тот факт, что небольшая топка смогла обеспечить едой 125 человек на небольшой «Нинье» при ее возвращении домой в 1496 году, до сих пор поражает воображение.
Единственные напитки, упомянутые в «Журнале» и приказах Колумба о припасах, – вода и вино, хранящиеся в бочках. Первым европейским путешественником, который перенял у арабов идею создавать деревянные резервуары для воды под палубами, был Васко да Гама. Работа судового бондаря заключалась в том, чтобы следить за плотным закрытием, укладкой и креплением бочек во избежание их перекатывания. Кофе и чай еще не появились в кухне европейцев, а пиво испанцы не употребляли.
Основу жизни испанских моряков составляло вино, оливковое масло и хлеб в виде пшеничных галет, выпекаемых на берегу и хранившихся в самой сухой части корабля. Свои последующие соображения о надлежащем снабжении судов во время путешествий в Новый Свет Колумб изложил в письме к монархам примерно в 1498–1500 годах: «Снабжение их продовольствием должно осуществляться следующим образом: третья часть [хлебного коржа в виде галет] должна быть печеньем, хорошо выдержанным и не старым, иначе большая часть будет израсходована впустую; третью часть должна составлять мука, подсоленная во время помола; третья часть – пшеница. Далее требуется вино, соленое мясо, масло, уксус, сыр, нут, чечевица, фасоль, соленая рыба и рыболовные снасти, мед, рис, миндаль и изюм». Оливковое масло, разливаемое в огромные глиняные кувшины, использовалось для приготовления рыбы, мяса и бобовых. Из подсоленной муки можно было делать пресный хлеб и готовить его в золе (как это делают сегодня арабские моряки). Среди корабельных припасов того времени часто упоминаются соленые сардины или анчоусы в бочках и, конечно же, чеснок. Вполне вероятно, что питание моряков было ничуть не хуже, чем у крестьян и ремесленников, за исключением, конечно, случаев шторма или такой суровой погоды, когда невозможно поддерживать огонь.
Салазар описывает, как во время его похода грометы ставили на стол большое деревянное блюдо с плохо прожаренным волокнистым соленым мясом. Каждый хватал свою долю и набрасывался на нее с ножом, словно заправский знаток анатомии, после чего оставались лишь чистые кости, «белевшие, как слоновьи». Застольные беседы, по свидетельству писателя, как правило, сводились к вздохам и тоске по кулинарным изыскам, оставшимся на берегу.
В 3 часа дня начиналась первая укороченная вахта, дневная работа по приборке судна и ремонту оснастки считалась законченной, и, если ветер позволял не менять паруса – что наиболее часто происходило при океанских переходах, – свободные моряки занимали время разговорами, починкой одежды и стиркой в соленой воде. Нужно заметить, что испанские моряки отличались чистоплотностью. По крайней мере, в «Журнале» Первого путешествия Колумб дважды упоминает о купании экипажа со шлюпки, а достигнув суши, команда никогда не упускала случая хорошо вымыться и выстирать одежду в пресной речной воде.
Сразу после захода солнца перед началом первой ночной вахты все свободные члены команды призывались к вечерней молитве. Грометы, ответственные за то, что формально называлось la doctrina cristiana[138], последовательно заводили Pater Noster, Ave Maria и Credo и заканчивали пением всей командой Salve Regina. Этот прекрасный гимн, одно из старейших бенедиктинских песнопений, был подходящим завершением дня. Не стоит предполагать, что моряки отличались тонким музыкальным слухом. Колумб однажды упомянул в «Журнале», что Salve Regina исполняется каждым на свой лад», да и Салазар написал своему другу: «Сейчас затягивали Salve. Все мы певцы, потому что у всех есть горло… Ибо моряки – большие поклонники разделения: как они делят четыре ветра на тридцать два, так и восемь тонов музыки они распределяют на тридцать два отличающихся друг от друга тона, настолько диссонирующих и извращенных, что в распеве мы слышим не литанию, а ураганную бурю. Если бы Бог, его славная Матерь и все святые, которым мы молимся, судили с небес только о наших интонациях и голосах, а не о сердцах и душах, не годилось бы мы молить о пощаде такой сумятицей воплей!»
Боцман или его помощник, в зависимости от того, кто находится на вахте, тушил огонь в топке перед тем, как в 7 часов вечера заступала первая ночная смена, при этом впередсмотрящий должен был подать сигнал голосом в подтверждение того, что не спит. Ввиду сильного напряжения и лежащих на них большой ответственности рулевой и впередсмотрящий сменялись через каждый час, но вахтенный офицер все четыре часа проводил на шканцах, расхаживая взад и вперед вдоль бортов и время от времени заглядывая в нактоуз, чтобы убедиться в правильности курса. Если выдавалась тихая ночь, остальные вахтенные матросы, не стоящие на посту или у руля, перегибались через фалыпбортный планширь и, зачарованно наблюдая за фосфоресцирующим морем, мечтали об эпике грядущих дней.
Глава 13
Как Колумб прокладывал курс (1492–1504)
Три вещи
Ознакомительная версия. Доступно 39 страниц из 192
