Со страниц «Деяний» остро чувствуется, какая волнительная атмосфера возникла на Соборе. Папа не являлся, открыто бойкотируя Вселенское собрание, и не высказывал своего письменного мнения. Для всех непредубежденных лиц, убедившихся в искусственной вариативности отказа Вигилия явиться на Собор, было ясно, что ждать его – бессмысленно. Вслед за понтификом попытались игнорировать Вселенский Собор и некоторые западные епископы. Ссылаясь на то, что понтифик отсутствует на Соборе, они также отказались участвовать в его работе. Потратив много времени, Отцы решили обсудить вопрос о «Трех главах» без папы.
Впрочем, попытки образумить папу не прекращались: Вигилия неоднократно приглашали на Собор, но вновь и вновь безуспешно. В конце концов св. Юстиниан предписал Собору удалить имя папы Вигилия из диптихов, «сохраняя при этом единство с Апостольским престолом»[314]. Конечно, это был вопиющий прецедент, вполне, впрочем, адекватный поведению понтифика. «Документ этот настолько скандален для папизма, что в первых католических изданиях Соборных деяний он отсутствует, как отсутствует и в русском переводе Деяний. Впрочем, и св. Юстиниан сознавал беспрецедентность своего шага. Отсюда – необычное различие “inter sedem et sedentem” (“между престолом и занимающим его”). Первоначально св. Юстиниан направил Собору устную рекомендацию, и только потом, при редактировании Деяний, было составлено письменное распоряжение, датированное 14 июля 553 г.»[315].
Как следствие, Вселенский Собор превратился в судебный орган по отношению к папе Вигилию, где обвинителем выступил сам император, а обвиняемым – понтифик. И, что весьма обидно для Римской кафедры, Собор признал апостолика виновным в ереси. Это наглядно свидетельствовало о том, что епископство Вигилия приблизилось к своему не вполне естественному завершению[316].
Наконец на четвертом, довольно длительном заседании Собора, Отцы приступили к рассмотрению вопроса по существу. Заслушали отрывки из сочинений Феодора Мопсуэстийского, наверняка подобранные непосредственно императором, и дружно решили предать того анафеме, но не немедленно. Хотя епископы и отметили, что законы императорские уже осудили его, однако для полного изучения всех обстоятельств они решили продолжить обсуждение сочинений, что и произошло на пятом заседании. В этот день помимо иных свидетельств были заслушаны законы императоров св. Феодосия Младшего и Валентиниана III, в которых Феодор и Несторий предавались анафеме[317]. Были рассмотрены и другие подтверждения неправославия заочно подсудимых, включая деяния Мопсуэстийского собора 543 г., о котором выше шла речь.
Видимо, Отцам надоело выступать в роли безответных просителей перед Римским папой, поэтому на этом же заседании они направили Вигилию представление, в котором отметили, что если он получил свыше жребий священства, то ему надлежит известить свое мнение о том, что касается спокойствия Святой Церкви[318]. Разумеется, для Востока было совершенно непонятно, как Римский папа, авторитет которого так высоко подняли III и IV Вселенские Соборы, мог столь беззастенчиво игнорировать новый Собор и вопросы, нарушающие мир Церкви. Это было не только попрание обязанностей епископа, тем более архиерея одной из главенствующих церковных кафедр, беззастенчивое нарушение старинных традиций, но и открытое пренебрежение к императору и Вселенскому Собору.
На шестом заседании Отцы приступили к исследованию сочинения Ивы Эдесского персу Маре, в котором тот анафематствовал св. Кирилла Александрийского. Разбирательство было очень обстоятельным: зачитывали различную переписку, выписку из деяний Халкидонского Собора и в завершение работы анафематствовали послание Ивы.
На седьмом заседании Отцы выслушали царского сановника Константина, квестора императорского дворца, который предложил епископам изучить послания папы Вигилия, должные свидетельствовать о его отношении к «Трем главам». «Известно вашему блаженству, – сказал он, – сколько попечения имеет всегда победитель император о том, чтобы возбужденный некоторыми спор о “Трех главах”, которые рассматриваются теперь у вас, получил конец, и Святая Церковь Божия освободилась от возведенных на нее нареканий. Не потому, чтобы он не знал правоты вашей святости в догматах, и намерение, которое вы имеете относительно того, что служит предметом волнения, но для того, чтобы еще соборно было постановлено определение об этих “Трех главах”»[319].
Затем он предложил зачитать некогда письменно высказанные папой Вигилием мысли. Этот отрывок очень любопытен. Император еще раз показывает, что для него вопрос о «Трех главах» – давно решен. Но, желая соблюсти собственную формулу: «Царь через Соборы епископов утверждает правую веру», император дает возможность епископам максимально полно исследовать все нюансы. Кроме того, поскольку отказ Вигилия от участия в Соборе подрывает вселенский характер собрания, св. Юстиниан различными способами пытается «пристегнуть» его к V Собору. Примечательно и то, что, заслушав документы, Отцы не остались безвестными в отношении истинной роли св. Юстиниана и Вигилия, начав славословия в адрес царя (!). «И ныне ясно обнаруживается угодное Богу попечение благочестивейшего и миролюбивейшего императора, который всегда делал и делает все, что сохраняет святую Церковь и православные догматы»[320].
Наконец, на восьмом заседании Собора, ставшим последним, было вынесено общее и окончательное осуждение «Трех глав» и утверждены 14 анафематизмов.
Прежде чем Вселенский Собор сделал последние постановления, папа Вигилий отправил 25 мая императору подписанный им и еще 16‑ю западными епископами письмо – «Constitutum de tribus capitulis», в котором признает еретическими сочинения Феодора Мопсуэстийского, но не готов анафематствовать умершего, поскольку тот уже предстоит перед Богом и ждет Страшного Суда. Затем он развил ту мысль, что, собственно говоря, анафематствовать Феодора как несторианца было бы неправильно, поскольку в Халкидоне тот публично осудил Нестория; таким образом, принятие предложения императора подорвало бы авторитет Халкидона. Дальше – больше: в окончании письма папа обязывает архиереев учить все Церкви (!) о «Трех главах» только так, как предписывает он сам, а все, сделанное иначе, анафематствует властью Апостольского престола.
Конечно, император даже не принял его послов. Через чиновников царь пояснил им, что если понтифик имеет что-либо сказать по поводу обсуждаемых на Соборе вопросов, то он рекомендует папе принять участие в нем. Но в общем в этом нет особой нужды: папа уже столько раз высказывался по «Трем главам», что если в новом послании отказывается от самого себя, то, следовательно, заслуживает анафемы.
