Потом она извлекла на свет божий антрацитового цвета бархатную тунику с длинными рукавами и подходящие брюки и долго, задумчиво их рассматривала. Они, конечно, были достаточно темные, чтобы соблюсти приличия, и очень элегантные, но ее мать упала бы в обморок от ужаса: чтобы леди пришла на церковную службу в брюках! Зная, что родительница строго следит за ней сверху и может обрушить свой гнев на неразумное чадо в любую минуту, без предупреждения, она повесила брючный ансамбль обратно в шкаф.
Шляпка не проблема. То есть, с одной стороны, не проблема, а с другой — еще какая. У нее есть черная шляпка, но траурным этот головной убор назвать трудно. Эвадна купила творение из органзы на свадьбу любимой племянницы год назад. Высокая тулья, широкие, загибающиеся книзу поля и темные, свисающие вниз пионы из блестящего атласа. Однако войти в церковь с непокрытой головой для истинной леди так же невозможно, как войти туда в мужской одежде, а потому придется ее надеть.
Эвадна отнесла одежду вниз и повесила в кухне перед открытым окном, чтобы проветрилась. Потом приготовила себе чашку чая с лимонной вербеной, которую всегда с удовольствием выпивала за чтением утренней газеты.
Вскоре в парадную дверь поскреблись. Эвадна впустила Мазепу с корзинкой, в которой лежала свежая «Таймс». Мазепа сегодня заменяла забастовавшего Пирса.
Мазепа была хорошая девочка, даже знаменитая: одного из ее щенков признали чемпионом породы на выставке «Крафтс». Но у малышки не было навыка носить газету. И она остро чувствовала свою неумелость, стыдилась, когда ее посылали куда-нибудь с корзинкой.
Эвадна не удосужилась объяснить питомице, что даже Пирс способен удержать в зубах только не слишком объемистую местную газету. Даже ему требовалась небольшая помощь, когда речь шла о чем-то потяжелее.
И вот теперь оставленная в неведении Мазепа, решив произвести впечатление, повалила корзинку на бок, вытащила за уголок газету, обслюнявив листок, приволокла «Таймс» на кухню и аккуратно положила на пол у ног хозяйки.
— Разве так я тебя учила? — Эвадна подняла газету, ткнула пальцем в страницу с мокрым пятном и помахала ею перед носом собаки. — И как мне теперь это читать?
Мазепа лупила пышным, похожим на геральдическую лилию хвостом по ножке стола и глубоко вздыхала от удовольствия, что ей оказывают такое внимание.
— Теперь, я полагаю, ты ждешь в награду печеньку?
Стук хвоста по ножке стола замедлился и стал не таким уверенным. Мордочка Мазепы, и без того смятая природой в сложный складчатый рельеф, еще больше смялась от волнения. Эвадна погладила собачку, сунула ей «шоколадный бурбон» и ушла с чаем и газетой в гостиную. Там она открыла то, что осталось от «Таймс», на разделе новостей искусства.
В Музее Виктории и Альберта открылась выставка ранней английской гравюры меццо-тинто и акварели. Эвадна любила акварель. Интересно, прикинула она, удастся ли в музее пристроить куда-нибудь собак, пока смотришь картины? Миссис Крейвен недавно брала своего пуделя, маленького капризного воображалу, посмотреть садоводческую выставку на площади Святого Винсента. А ведь пекинесы по сравнению с ним просто золото, а не собаки. Может, разрешат на короткое время оставить их с гардеробщиком? Она решила завтра позвонить туда, узнать.
Уже погрузившись в сладостное предвкушение, Эвадна пропустила театральные рецензии — зачем, скажите на милость, нужен театр, когда и так на каждом шагу драма? — и перешла к книжным новинкам.
У нее имелся маленький блокнот с карандашиком, чтобы записывать заголовки новых изданий. Не то чтобы она могла себе позволить покупать много книг, но каустонской библиотеке, даже при теперешней скудности финансирования, обычно удавалось найти или заказать для мисс Плит экземпляр.
Сегодня всю страницу посвятили детской литературе. Тут имелось несколько разделов, по возрастам маленьких читателей, и много иллюстраций. Некоторые были очаровательны, иные забавны, а попадались и такие страшные, что Эвадна дивилась родителям, которые позволяют себе даже приносить подобные книги в дом. Ей хотелось бы иметь маленькую приятельницу или родственницу, которая бы забиралась к ней на колени и слушала «Сказку о кролике Питере и слоне Бабаре». Может быть, недавно сочетавшаяся браком племянница сделает ей такой подарок?
В разделе для тех, кому от семи до девяти, она увидела новый заголовок из серии о Барли Роско. О Барли Эвадна знала все. Валентин Фейнлайт пожертвовал подписанный экземпляр книжки о приключениях маленького героя для церковного праздника, и Эвадна выиграла его в лотерею «томбола». Барли был очаровательный ребенок. Затевая что-то с самыми лучшими намерениями, он частенько попадал в трудное положение. Он напоминал ей Уильяма Брауна[36], только без той потрясающей безмятежности, которую демонстрирует Билли, стоя среди развалин после очередной попытки быть полезным.
Эвадна отложила газету, пожалев, что вообще ее развернула. Ей хотелось выбросить имя Фейнлайта из головы. Не задумываться о прискорбном исчезновении Карлотты. Но у нее болело сердце за Валентина. Когда тот милый молодой констебль спросил, знает ли она что-нибудь о девушке и ее исчезновении, Эвадна упомянула о покинутом воздыхателе. Потом, испугавшись, что это может быть истолковано превратно, как некоторая причастность Валентина к исчезновению, поспешно добавила, что видеть-то она его видела, а знать ничего не знает.
А его бедная сестра! О боже! Эвадна громко вздохнула. В пятницу она слышала, как Луиза плачет в саду. Движимая христианским порывом, мисс Плит несколько минут переминалась с ноги на ногу, ее прямо-таки разрывали надвое естественное желание утешить и беспокойство, что подобное вторжение в частную жизнь лишь смутит, а то и вызовет досаду. Луиза всегда казалась ей очень закрытым человеком. В конце концов невольная свидетельница тихо удалилась. Какое несчастье… Эвадна вновь раскрыла «Таймс» в надежде вернуть приятное расположение духа, в котором пребывала всего несколько минут назад. Она обратилась к музыкальной странице, но увы… Почти всю полосу занимали похвалы творчеству молодого одаренного джазового музыканта, недавно покончившего с собой.
Эвадна снова вздохнула, и даже громче, чем в первый раз. Мазепа вскочила к ней на колени, пристально посмотрела в глаза и сочувственно заскулила.
Ровно в пять пятнадцать, когда убитая горем Луиза Фейнлайт тихо сидела дома, а ее брат, близкий к экстазу, стоял на коленях в ванной; когда Хетти Лезерс с дочерью собирались разбить бутыль из-под пива и порадоваться, что удалось наскрести половину суммы на похороны Чарли (спасибо посетителям «Красного льва»), а члены Общества матерей приготовляли свои сердца и умы к благородным филантропическим свершениям, старший инспектор Том Барнаби и сержант Гевин Трой поднимались по осыпающимся ступеням дома викария.
