— Яне ничего не говорите! На торжестве скажете, что вам чуть-чуть полегчало.
— Продолжаешь командовать, Игнат, не боишься? — улыбнулся Назимов.
Его фраза была от и до пропитана отеческой заботой. Да он же меня проверял! Старый хитрый волк! От того сейчас и довольный такой.
— Я смотрю, вы уже и оделись, как к свадьбе полагается….
Николай тихонечко засмеялся, а я, склонив голову, направился на выход. Нужно было забрать букет из машины, мне хоть и сказали, что он уже с водой и не завянет, но не держать же его в душном автомобиле. Да и вообще времени оставалось всего ничего. Яну взяли в оборот стилисты еще два часа назад, а я до сих пор так и не одет.
Глава 33. Игнат
Увидев свою кошку, я понял, что не зря это задумал, оно того стоило. Безумно красивая! В белом платье, не слишком пышном, с удлиненным шлейфом и плотно обтягивавшем талию, оно притягивало внимание к выглядывавшим из него полушариям аппетитной груди.
Ее и без того длинные волосы стали будто еще длиннее и гуще, они накрученными локонами спускались по плечам ниже поясницы.
На ней не было фаты, и лишь массивный бриллиантовый гребень ярко сверкал в черных волосах.
Меня заставили явиться к ней в комнату с букетом. Слава луне, не пришлось проходить всякие выкупы.
Но сейчас я смотрел на свою женщину и не решался сделать двух шагов, разделяющих нас, чтобы отдать букет.
Кожа покрывалась мурашками, а сердце заходилось в бешеном темпе, мне становилось страшно. Страшно, что Яна исчезнет, что она всего лишь мираж или игра моего больного воображения. Она была так сильно похожа на Машу и в то же время абсолютно другой. Машу я любил настолько, на сколько брат может любить свою сестру. Но вот Яну, несмотря на стопроцентное внешнее сходство, я желал как женщину. Дико, неудержимо, до онемения в ладонях при мысли о прикосновении к ее бархатной коже. До рези в глазах, когда смотрел на ее роскошные формы. Я понимал, насколько неправильно мое поведение, но изменить уже ничего не мог. Я бредил этой женщиной.
Может, это и есть та самая любовь, о которой так много говорят?
Только сейчас, глядя в ее светло-зеленые, почти бирюзовые глаза, я понимал, что ни черта это не любовь, это что-то другое, более мерзкое, гадкое и жадное. Я не желал ей счастья, не думал о ее благополучии, как бы скверно это ни звучало, просто хотел сделать ее своей, хотел, чтобы она нуждалась во мне и ни единого вздоха в мое отсутствие сделать не могла.
Именно в этот момент я это понял как никогда четко, с кристальной ясностью. Потому и поставил ее под удар! Я просто воспользовался подходящим моментом и наконец-то разрешил самому себе присвоить ее.
От осмысливания того бардака, что творился в голове, меня оторвал недовольный голос невесты.
-Вика, — обратилась она к рядом стоящей подруге, — а так и должно быть? Жених всегда стоит истуканом?
И правда? Чего это я мнусь на пороге? Приблизился к Яне, вдохнул ее аромат и, крепко схватив за руку, повел на выход.
Брачная церемония проходила под открытым небом, выездная регистрация, как это принято называть. Служащую ЗАГСа мы отправили восвояси, стоило ей только закончить свою речь и выдать нам свидетельство о браке.
Она была здесь единственным посторонним человеком. Почему случилось так, что ни в одном из московских ЗАГСов не было ни одного «нашего» человека, удивлялся до сих пор. Отдал распоряжение в ближайшее время разобраться и изменить ситуацию. Ну а пока… стоило только женщине покинуть территорию, как все расслабились и торжество пошло своим чередом.
Громкие речи и поздравления лились рекой. За такой короткий период успели приехать многие беты центрального клана. Из сибирского к нам пожаловал лишь Олег, Игорю и Максиму я тактично намекнул, что буду им не рад.
Мы с Яной сидели за отдельным столом, свидетелей у нас не было, и моей девочке не с кем было общаться, кроме меня, само собой. И я пользовался ситуацией по максимуму, ухаживал за ней, накладывал в тарелку разные закуски, салаты и горячие блюда, от шампанского она отказалась, а я не стал настаивать.
— Ты не любишь шампанское? Может, что-то другое?
Яна, нахмурившись, посмотрела на меня, на ее лице было написано, что она раздумывает, отвечать мне или нет, ведь тем самым ей придется положить конец объявленному бойкоту и все же со мной заговорить.
— Нет, спасибо, — сдалась она, — ягодный морс настолько вкусный, что не хочется чего-то другого.
— То есть это не жизненная позиция против алкоголя или что-то вроде того? Ты ведь пила со мной пиво.
— Н-нет.
— Ну и прекрасно, а то вечером нам будут подавать свадебный настой, и его нужно обязательно выпить.
— Он сильно крепкий? — нахмурив брови, спросила она.
— Да не особо, наоборот, считается очень полезным.
Яна кивнула и отвернулась, разглядывать гостей ей было интереснее, чем вести беседу со мной. От осознания этого неприятно засвербило внутри, я скучал по ней все это время, а она сказала мне пару ничего не значащих фраз и будто подвиг совершила.
Спустя два часа начались танцы, и нас, само собой, пригласили первыми.
Крепко прижал к себе Яну за тонкую талию и повел в медленном танце, уже начиная потихоньку закипать от ее непробиваемости.
Потом она подняла свой взгляд, и все… мысли вышибло! Мы с ней опять попали в эту ловушку, когда невозможно вырваться, когда чужие глаза проникают в самую твою суть, происходящее кругом становится неважным, есть только этот миг, когда мы рядом не только физически, но и душевно.
Когда песня закончилась, а за ней последовала более быстрая, я не отпустил Яну, и она, как ни странно, не стала сопротивляться моему напору, просто отдалась в полную власть музыки и безмятежно двигалась в моих объятиях. Мы по-прежнему молчали и продолжали обмениваться поглощавшими душу взглядами.
Не знаю, как долго могло продолжаться это волшебство, но к нам подошел Ребров и практически вырвал Яну из моих рук. Может, оно и к лучшему?! Я нуждался в передышке, слишком много странных, сменявших друг друга с бешеной скоростью мыслей посещало голову.
Внезапно гул голосов стих, и стала слышна лишь музыка, я огляделся и увидел Назимова, спешившего к микрофону. Спешил он, конечно, настолько, насколько позволяло его состояние, которое было не так стабильно, как он пытался мне продемонстрировать сегодня утром.
Речь Николая сквозила пафосом, казалась мне написанной и заранее отрепетированной, лишь та часть, в которой он рассказывал о неожиданном появлении Яны в своей жизни, была похожа на проявление искренних и настоящих эмоций.
Отыскал глазами в толпе свою малышку. Она стояла, приложив руки к груди, а спиной опиралась на отца. По трогательному выражению лица было видно, что девочка расчувствовалась.
