– Хорошо, Вацлав Борисович, – пообещал тот, что шел слева. – Мы непременно ознакомимся с этими результатами. А сейчас разрешите приступить непосредственно к нашим оперативно-разыскным мероприятиям. Еще раз извиняемся за непростительную задержку, вызванную форс-мажорными обстоятельствами, вы сами знаете какими.
С этими словами троица свернула за угол – больше Элла ничего не слышала. Неожиданно появившийся с другой стороны прыщавый матрос потребовал закрыть дверь.
В каюте бывший супруг тем временем внушал кому-то по телефону:
– Думаю, могила находится в северном крыле кладбища. Пять лет назад, насколько я помню, хоронили там. Конечно, найдете. Камеру надо установить так, чтобы отчетливо были видны фамилия, имя, отчество усопшей и годы жизни. И, разумеется, фотография. Как все будет готово, отзвонитесь мне обязательно. Удачи, очень жду звонка. Эдуард, я не люблю высокопарных слов, но моя жизнь сейчас целиком зависит от того, насколько убедительно вы это сделаете. Да, да.
Когда супруг закончил разговор и отложил сотовый, Элла поинтересовалась:
– Что он должен будет сделать на могиле? Станцевать канкан? Застрелиться? Вообще, о какой могиле речь?
Петр скорчил такую гримасу, словно Элла глубоко вонзила зонд в его зубной канал, забыв при этом об анестезии. Пальцы бывшего супруга тем временем продолжали бегать по клавишам ноутбука. Он покусывал нижнюю губу, иногда шепотом ругался.
– Элк, чуточку терпения. А то сейчас заявятся хлопцы, при них уже не погуляешь по Сети – стреножат! Мне еще многое надо успеть.
Он вдруг схватил телефон, достал из кармана клочок бумажки и принялся набирать номер на телефоне Царегородцева.
«Хлопцы» заявились минут через десять. Поздоровавшись, в каюту вошли двое в штатском, представились:
– Старший оперуполномоченный убойного отдела горУВД майор Ширчков.
– Эсперт-криминалист Холстяник.
Строгие черты майора, его очки в роговой оправе, которые он не спеша достал из замшевого футляра и водрузил на переносицу прежде, чем приступить к допросу, не располагали к шуткам.
От пшеничных усов криминалиста, его открытого широкого лица с горстью веснушек, наоборот, веяло легкомысленной романтикой.
Первый крайне удивился наличию ноутбука и телефона:
– Почему у задержанных средства связи?! Не удивительно, что количество трупов растет как на дрожжах! Прекратить всякие общения с внешним миром! Выключить и закрыть ноутбук, телефон в сторону, чтобы я видел!
Второй невозмутимо принялся записывать анкетные данные Петра и Эллы, потом раскрыл чемоданчик, достал что-то типа айпада и попросил обоих обитателей каюты приложить к нему пальчики.
Ноутбук Петр закрыл и отложил в строну, а смартфон Царегородцева оставил на столе.
– В общих чертах мы в курсе, что случилось на теплоходе сегодня ночью и утром, – сообщил Ширчков в качестве вступления, – поэтому, что называется, растекаться мыслью по древу не будем. Я начну задавать конкретные вопросы, а вы постарайтесь отвечать так же конкретно и по существу. Все мы заинтересованы закончить дело как можно быстрее. Поэтому – за работу.
Петру пришлось повторно рассказать историю своего ночного грехопадения. Элла во время его рассказа отрешенно сидела на диване и смотрела в сторону. Ни один мускул на ее лице не дрогнул.
Ширчков никаких эмоций по поводу услышанного не выказывал, менторским тоном задавал один вопрос за другим.
Муторное дело – вспоминать поминутно, что ты делал этой ночью, как проснулся, куда пошел вначале, куда потом… Петр даже попытался начать сочинять – но майор тут же пресек эту его попытку. Все-таки врать доктор не умел.
С одной стороны, его бесила скрупулезность следователя, его невозмутимая дотошность и педантичность. С другой – он ругал себя последними словами, что сам не задал и десятой доли тех вопросов, которыми сейчас его донимал следователь. Внутренний голос как бы стыдил его: «Видал, как надо было, Фролов? Все-таки наука есть наука!»
Пришлось выложить правду о том, что супруга почти всю ночь в каюте отсутствовала. Петр понимал, что бессовестно закладывает любимую женщину, но другого выхода не было – с одной стороны, вопрос был задан конкретный, не терпящий двусмысленности, с другой – остальные опрашиваемые наверняка не будут хранить втайне ее ночные хождения с ножом по палубе.
Элла восприняла его болтливость как само собой разумеющееся.
Полученные показания майор старательно «отстучал» на клавиатуре.
Закончив с Петром, Ширчков приступил к допросу Эллы. Супруга отвечала сбивчиво – волновалась. Когда речь зашла о том, почему ее всю ночь не было в каюте, она откровенно призналась, что не помнит, где была, заметив при этом, что ее многие видели в непотребном виде с окровавленным ножом в руке.
– Уилки Коллинз отдыхает, – заметил Ширчков, выслушав и зафиксировав показания Эллы. – Дело пахнет психиатрической экспертизой.
– А что мне скрывать? – пожала плечами бывшая супруга Петра, ничуть не испугавшись сказанного. – Что есть, то и говорю.
Холстяник тем временем снимал отпечатки пальцев с посуды, дверных ручек – со всего, к чему могли прикасаться бывшие супруги за время короткого путешествия. При этом эксперт обрабатывал каждый предмет аккуратно кисточкой.
Закончив с официальной частью, Ширчков исподлобья взглянул на бывших супругов и невозмутимо сообщил:
– Я отправил на берег протокол допроса, сейчас распечатают, вы прочитаете, подпишете, что с ваших слов записано верно. А пока, если вы не против, мы приступим к обыску вашей каюты. Думаю, вы понимаете, что разрешение на проведение данной процедуры у нас имеется. – С этими словами он выглянул в коридор и громко позвал: – Будьте добры, понятых, пожалуйста.
Вошли двое – парень и девушка, по-видимому, взятые из числа береговых зевак, и скромно стали в сторонке. Содержимое шкафа не вызвало у Ширчкова никаких подозрений. Складывалось впечатление, что он знает, где и что надо искать.
Сначала был осмотрен диван Эллы, ее сумка, одежда, содержимое косметички. Потом приступили к дивану Петра. Когда извлекли на свет его спортивную сумку, у хозяина противно засосало под ложечкой: слишком объемной она выглядела.
Он заметил, что Ширчков работает в резиновых медицинских перчатках, когда он успел их надеть – Петр не видел.
На столике расстелили газету. Ширчков громко попросил понятых подойти поближе, чем окончательно рассеял остатки их сонливости. После ничего не значащих аксессуаров на газете появился черный полиэтиленовый сверток, которого Петр не узнавал.
– Петр Федорович, вы признаете этот сверток? Что в нем находится?
– Никак нет, – по-армейски вырвалось у подозреваемого. – Его мне, скорее всего, подкинули. Что в нем находится, я не знаю.
– Так и запишем, – майор кивнул в сторону сидевшего за компьютером Холстяника. – Гражданин Фролов не признает черный полиэтиленовый сверток, найденный в его спортивной сумке при свидетелях.
