Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
Современники видели причину этого в нетрадиционной ориентации Фердинандо. Его привязанность к своему молодому пажу графу Брутто делла Молары расценивалась как любовная связь. Полагали, что он предпочитал обществу жены общение с этим молодым человеком. Другие утверждали, будто сама Виттория избегала греховной близости с мужем. Однако грехом не только перед Богом, но и перед домом Медичи был также отказ от исполнения своих супружеских обязанностей, поэтому высокомерная герцогиня избирала меньшее зло.
Надо сказать, что браки последних Медичи со своими близкими родственниками усугубляли тяжелую наследственность. После того, как Джованни Банде Нере женился на своей дальней родственнице Марии Сальвиати, Фердинандо I взял в жены племянницу, а Фердинандо II – двоюродную сестру, родственные браки приводили к угнетению потомства. Четверо детей герцогской четы умерли вскоре после рождения. Потом родился Козимо, будущий великий герцог, затем после долгой разлуки родителей – Франческо Мариа, любимец матери.
Виттории не позволяли принимать какого-либо участия в управлении государством, что было совершенно не характерно для дома Медичи, где женщины часто определяли политику Тосканы. Это оскорбляло герцогиню, вызывало ее глубокую досаду. Зато она имела возможность по своему разумению воспитывать сыновей и сделала из старшего мрачного мизантропа, исполненного сознания собственной греховности, страха смерти и ужаса перед загробными мучениями.
Все начинания Фердинандо, его увлечения и привязанности в извращенной трактовке Виттории несли на себе печать вины, безбожия и возмутительного вольнодумия. Его действительная скупость подтверждала все другие ложные измышления. Казалось бы, само Провидение поддерживало мрачную славу герцога: в правление Фердинандо Тоскану постигло ужасное бедствие – чума. Об этом несчастье написал свой роман Манцони.
Виттория пережила мужа на 24 года и умерла в 1694 году в Пизе.
Козимо III (1639–1670—1723)
Сын и преемник Фердинандо, Козимо III, имел строгий и мрачный нрав, можно сказать, был настоящим ипохондриком, подверженным ужасному страху смерти, который с удовольствием культивировала в нем мать и ее клерикальное окружение. Ханжа и педант, он не мог остановить упадка Флоренции. Воспитанный своей глубоко набожной матерью, несчастной в браке с его отцом, Козимо вырос ограниченным, серьезным и ревностным богомольцем, более подходящим для церковной, а не светской карьеры. В 20 лет о нем говорили, что ему свойственны «признаки исключительного благочестия… он подвержен меланхолии сверх всяких обычных пределов…никогда не видно, чтобы принц улыбался». Жизнь его была постоянным обходом церквей, ибо он посещал пять или шесть храмов ежедневно, и величайшим наслаждением для него было принимать участие в религиозных процессиях.
Английский посол вспоминал, что в более поздние годы у великого герцога была «машина в его личных покоях, на которой были закреплены маленькие серебряные образки всех святых в календаре». Машина была так устроена, что поворачивалась и выдвигала вперед святого данного дня, и перед ним Козимо служил непрерывную службу.
Вероятно, наибольшее удовлетворение в жизни даровал ему папа, назначив каноником Св. Иоанна Латеранского; эта привилегия давала ему возможность касаться святой реликвии – платка Св. Вероники, который по легенде, использовал Христос по дороге к кресту и на котором неясно отпечатались его таинственные черты. Козимо был горд, когда на портрете его изобразили в одежде каноника.
Такая религиозность, отнюдь не необычная во флорентийском обществе того времени, могла бы быть незаметной, если бы она не находила выражения в законодательстве. Тут-то и проявилась воля великой герцогини Виттории: она предлагала законодательно закрепить все свои человеконенавистнические задумки. Великий герцог, как и его мать, был нетерпим в отношении к отступлениям от норм морали и веры. Он пытался предать анафеме женщин-актрис, запрещал мужчинам заходить в дома, где были незамужние девушки. Он издал серию грозных и нетерпимых антисемитских указов. Были запрещены браки между евреями и христианами; христиане не должны были жить в одном доме с иудеем. Еврей, который обращался к проститутке-нееврейке, штрафовался на 300 крон, тогда как проститутка подлежала публичной порке, обнаженная до пояса. В ноябре 1683 года было запрещено христианским кормилицам выкармливать еврейских младенцев.
Великий герцог пытался контролировать школы и университет, чтобы объявить вне закона все, что можно было истолковать как вызов общепринятым нормам. Он приказал удалить из собора статую Адама и Евы Бландинелли, потому что она казалась ему неблагопристойной.
В зарубежных поездках его встречали торжественным церемониалом, приличествующим благородному принцу. К его огромному удовольствию, он получил от императора право именоваться королевским высочеством, а не просто высочеством и титул «самый невозмутимый», но эти почести были чисто номинальными: Флоренция превратилась в третьеразрядную страну, ее армия была маленькой, а флот, когда-то значительный, перестал существовать. Флоренция оставалась мирной и сравнительно свободной от иностранного вмешательства только потому, что великие державы не считали важным вмешиваться в ее дела.
Правление Козимо не было ни особенно хорошим, ни особенно плохим. Но длительное нахождение у власти повлияло на определенные грани его собственного характера.
Его брак стал трагедией и для него, и для его молодой супруги.
Маргарита-Луиза (1645–1721), дочь Гастона Орлеанского и Маргариты Лотарингской, двоюродная сестра Людовика XIV, была богато одарена разнообразными художественными способностями. Особенно ярко они проявлялись в гармонической сфере: она чудесно пела, очаровательно танцевала и безумно любила музыку. Девушка с густыми каштановыми волосами и зеленовато-голубыми глазами была прелестна и восхитительна, кроме того, прекрасно воспитана и достаточно просвещена.
Что касается ее нравственных качеств, то даже в столь юном возрасте она демонстрировала такие надменность и себялюбие, что это вызывало неприятное изумление. В свои тринадцать лет она желала быть только императрицей; сан великой герцогини был для нее слишком убог. Полагая, что с ее красотой, происхождением, умом и характером достойна самого лучшего, она мечтала о великом будущем.
Но кардинал Мазарини, определявший в то время французскую политику, счел полезным для Франции брак принцессы с Тосканским герцогом, хотя ее мать умоляла его не отдавать Маргариту-Луизу «безвестному итальянцу».
С дипломатической точки зрения выбор супруги великого герцога казался отличным; он на первый взгляд предполагал все возможности для продолжения рода Медичи – цель, которая давно и серьезно занимала мысли Козимо. Этот союз, сказали ему, принесет такие плоды, которые утешат в старости и увековечат родословную великого дома. В невесте текла одна четвертая крови флорентийских герцогов: ее бабушкой с отцовской стороны была Мария Медичи.
В преддверии блестящего супружества Козимо даже стал следить за своим внешним видом и одеваться по французской моде. Но при первой встрече невеста настолько явно продемонстрировала ему свое неудовольствие, что он смутился и снова ушел в себя.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
