шли на все, чтобы спровоцировать заключенных, чтобы те задержались в этой тюрьме. Очень на это похоже. Впрочем, я знаю наверняка, что в активный период перед выборами и после них охранники из моей бывшей секции активно провоцировали Пегги Фулфорд. Дама она образованная и в политике, несомненно, сведущая. И охрана затеяла некую игру: у нее спрашивали мнение по какой-то позиции, а потом дружно принимали оппозицию и открыто насмехались над ней. У Пегги хватало характера, чтобы не раздражаться на них, но как же остальные, не столь прожженные люди? Сейчас, когда я сижу в карантине без подруг и постоянных интриг, я наконец-то смогла увидеть картину целиком. Набравшись огромного заряда недоверия к охране еще в Александрии, я пропускала мимо ушей колкости и попытки манипуляций офицеров. А если вспоминать точечно, то да, они были. Я даже была свидетельницей нескольких случаев, когда охрана намеренно провоцировала конфликты с заключенными. Или между заключенными. А потом наказывала тех, кто поддался. Не «закон и порядок», а страх и порядок – вот постулаты, которым следуют некоторые изверги. Конечно, не все такие. Но таких немало. Людей наказывают, запугивают, а такими легче управлять. Все логично. Но это страшная логика.
Впрочем, новости все равно приходили. Были девочки, которые научились читать по губам и вызнали вести о новом президенте. После передали по местному «радио». В миру бывает обычное и сарафанное радио. Здесь же есть вентиляционное и канализационное… Да, оказывается, и так можно. Выходит, что я смотрю телевизор через унитаз. Впрочем, бывают такие передачи и каналы, что и на воле может происходить нечто подобное.
30
Я освободилась…
За три дня до освобождения в моей камере сломался унитаз. Сливы в нем были подобны грохоту приземляющегося рядом с тобой вертолета. Напор воды был такой сильный, что порой казалось, что унитаз расколется. И вот теперь слив стал непрекращающимся. Полдня я провела в нескончаемом шуме. Не вытерпела и позвала надзирателя. Вот, поглядите, послушайте, что творится. У меня уже голова опухла от этого шума. Тем более из-за мощного напора натурально создается эффект сквозняка. Охрана отговорилась тем, что у них нет какой-то запчасти. Что завтра придет мастер и все починит. А пока они решили проблему тем, что просто перекрыли мне воду. «Стальной конь» молчал, а я невольно вспомнила рассказы своей бывшей соседки Марты Тапии, как с помощью него заключенные кончают жизнь самоубийством. Они наматывают простыню на шею, концы кидают в унитаз, нажимают на слив. Из-за крайне мощного напора ломается шея – и самоубийство готово. Еще одна информация, которая мне не нужна, но уже не выйдет из головы. Ужасно.
За два дня до освобождения мастер так и не пришел. Я вновь обратилась к охране, но в тот день дежурил какой-то новенький офицер. Специально или по незнанию, он любезно предложил паковать вещи и переезжать в другой «номер» к заключенной, которая только поступила в тюрьму и отбывает карантин. Где подвох? А подвох в том, что карантин перед освобождением продлят еще на две недели. Ну уж нет! Я наелась вдоволь тюрьмы и не хочу наедаться еще две недели из-за унитаза. Оставшись в своей камере наедине с молчаливым унитазом, я задумалась, как буду выживать до следующего рабочего дня, когда моего «стального коня» отремонтируют. И тут я была благодарна бывшей соседке за то, что она ела майонез и оставила большую пустую банку от него, в которой я теперь хранила дезинфектор.
Непонятные ситуации продолжаются. Почему-то рядом со мной постоянно проходят офицеры с рацией, носящей название walkie-talkie. И линия настроена на диалоги в моем бывшем блоке. Я постоянно слышу, как в моем блоке охранники и заключенные обсуждают меня, мою историю с Бэбо, даже Машу Бутину. Я не понимаю, почему мне везет на такое. Более того, Бэбо периодически приходит работать в наш блок, и каждый раз, проходя мимо, она заглядывает в мою камеру. Это уже просто невероятно. Но я думаю и размышляю: может, она все-таки желает мне добра. Мне вспомнились ситуации, когда ко мне подходили люди «от Бэбо» и настоятельно в разной форме советовали мне не оставаться в стране по завершении срока, в отличие от большинства охранников и тюремной администрации. И это были не угрозы, а именно советы. Даже и не знаю, что думать.
За день до освобождения пришел знакомый офицер и перевел меня в камеру к девушке, которая находилась в карантине столько же, сколько и я. Так что дополнительные две недели уже не маячили передо мной, как дорожный знак на пути машины, у которой отказали тормоза. 40 дней, 40 дней я уже в карантине. Я называю этот срок «40 дней мытарств». Очень по-библейски. Ирония в том, что Америка всегда позиционирует себя как страна верующая. Даже на вечно зеленом долларе насмерть вбита фраза “In God we trust”. Верующая страна, в которой заключенным не дают Библию и отнимают кресты. Да, очень последовательно. У них даже процедура пресловутого индайтмента происходит в соответствии с Откровениями Иоанна о 24 старцах – так же собираются люди, которые голосуют, выдвигать обвинения или нет. 90 дней в блоке E в Александрии. А дальше – каждый раз программы психологического давления на 40 дней. В общей сложности я так провела более года… Могли ли это быть случайные совпадения?
В день освобождения в 6 утра я приняла душ. Я заблаговременно заполнила и отправила request form, чтобы мне разрешили принять душ в этот день. Если бы не «предварительная запись», то я бы выходила на свободу вся пропахшая тюрьмой. А тюрьма пахнет жженым острым перцем. Не знаю почему, но я так чувствовала. Посушила голову и приготовилась к поездке домой. На выход меня вели мимо спортивной площадки, где в данный момент находились девочки из моего бывшего блока. Они меня провожали. Санни, Джесси, мисс Кэнди Маргарет и несколько других приятельниц. Они кричали: «Раша, Раша, тебя наконец освобождают, вперед, Раша!» Я улыбалась. Я была рада их видеть. Но за эти 40 дней в карантине я осознала многое. Как бы я ни радовалась мисс Маргарет, ни смеялась над шутками Санни, ни соскучилась по занятиям спортом, чтению Библии и духовным практикам с Джесси, мной двигала одна мысль: «Бежать, бежать отсюда. Я не хочу провести здесь ни одной лишней минуты. Я тут уже задыхаюсь». Я даже невольно прибавила шаг. Я сочувствовала им. Потому что знала, что они там остаются, некоторые – на очень длительное время. И будут каждый день вновь встречаться с провокациями, манипуляциями и нечистыми на руку людьми. Я вновь
