воли психологически.
Последние шесть месяцев я все больше общаюсь с мамой. Она не знает, что муж – садист. Да и как можно о таком говорить? С кем? Кто поймет? Мама знает, что муж в тюрьме. Она настаивает на моем возвращении в Россию. В одном из телефонных разговоров с Джо я сообщаю, что уезжаю. Он просит, чтобы я привезла его вещи и документы в Вашингтон, DC. Что делать? У меня три чемодана и собака.
Я могу арендовать место хранения в Хьюстоне и оставить его вещи и документы там. Рейсы Хьюстон – Москва есть. Джо настаивает, давит на все возможные чувства: ответственности, жалости, любви… Звоню общему знакомому в Вашингтоне. У него строительный бизнес. Периодически он ездит в Техас по делам. Заезжал и в Хьюстон.
3 октября, 2016 год. Хьюстон, штат Техас. Знакомый из Вашингтона, я, пес Миша и чемоданы все покидаем так не полюбившийся мне Хьюстон на красном арендованном авто. Билет Вашингтон – Москва вместе с документами в сумочке…
29
В конце декабря меня не освободили. Не могу сказать, что я очень удивилась, но разочарование было. Я никак не могу привыкнуть к тому, что тюремная администрация всех американских тюрем, где я была, постоянно меня обманывает. Мне интересно, гниет ли рыба с головы либо действительно маленькие начальнички на своих местах вершат свое, известное только им правосудие.
Но тем не менее меня перевели в карантин. И это уже хороший знак. Хоть какое-то движение в сторону дома. Значит, хотя бы к 29 января меня должны выпустить. Меня перевели в секцию C3. Здесь уже более все отлажено, нежели в том блоке, где нас томили первые две недели. Конечно, время прошло, они должны были выстроить хоть какую-то систему. Теперь выпускают не только в душ, но и в общее помещение на полчаса в день. Иногда раз в два дня. Ну хотя бы так, жаловаться нет смысла, никто не почешется. Моя соседка – мексиканка Марта Тапия. Хорошая подруга Бэбо. Ну кто бы сомневался! Мы поступили с ней в карантин в один день – и спустя почти две недели ее выпустили. Значит, и меня скоро освободят. Я же не болею, не кашляю, не вижу причин держать меня долго.
Здесь очень серьезная проблема с питьевой водой. Это уже действительно похоже на какие-то новые пытки: почему в других секциях нет проблем, а здесь есть? Ее нам не приносят, нужно набирать самой. То есть часть времени из моих получаса в день, а иногда в два дня я занимаюсь тем, что набираю в пластиковую бутылку очень горячую, обжигающую воду. Некипяченой холодной воды тут почему-то не предусмотрено. Потом приходится ждать, пока она остынет, чтобы просто попить. К тому же офицеры почему-то особо нервничают, когда мы набираем воду. Кричат. И недавно я пострадала из-за их нервозности. У меня было восемь бутылочек, в которые я набирала воду. Чтобы была вода на два дня. Офицер внезапно закричала, чтобы я пошевеливалась, я вздрогнула и обожглась. Кипяток вылился мне на руку. Было больно. Но нужно было бежать в камеру прежде, чем меня отправят в «ботинок», а потом, скорее всего, назначат отбытие карантина по новой.
Мне предстояло постирать вещи под ледяной сильно хлорированной водой. Контраст температур обжигал мою раненую руку еще сильнее. Я терла футболку под ледяной водой и плакала. Я знала, что помощи мне не окажут. Мне нужно постирать вещи. Нужно постирать. У меня есть задача, я думала о ней – и этим пыталась превозмочь боль.
Я вернулась в камеру. Рука болела. Я задумалась об обычной жизни, на воле. Люди каждый день пьют чистую воду, будь она бутилированная, фильтрованная, кипяченая, очищенная шунгитом или другими способами и средствами. И не благодарят Бога за это. Пьют и не задумываются, что где-то за океаном в тюрьме у девочки есть всего 20 секунд, чтобы наполнить восемь бутылок огненной водой, чтобы охладить ее и пить в течение следующих двух дней. Потому что из крана идет настолько хлорированная вода, что кожа на руках трескается, а на лице после умывания в течение первых 10 минут никакая подтяжка не нужна. Я бы хотела напомнить абсолютно каждому человеку, насколько он счастлив, наполнен, богат, везуч. Не стоит думать о том, чего у него пока нет. Но стоит подумать о том, что у него уже есть. Почему бы порой не остановиться в погоне за желаемым, осмотреться и сказать: «Спасибо». Я бы обратилась даже к тем, кто не знает, чем будет ужинать сегодня. Слава богу, у тебя, человек, есть руки, ноги, голова, чтобы заработать на этот ужин. И даже те, кто ограничен в физических возможностях, даже им не стоит отчаиваться. Когда-то и я была в инвалидном кресле. У тебя, человек, есть жизнь – и она прекрасна, полна веры, надежды и любви. Благодари, человек, и блага будут подарены тебе. И твоим самым близким.
Хотя тут нет возможности следить за положением дел снаружи, но слухи все равно просачиваются. Особенно такие важные, как инаугурация. Новый президент США – Джо Байден. Однако нас старательно пытались оградить от всякой информации. Выключали телевизоры, не реагировали на возмущения. Четыре дня никого вообще не выпускали из камер, чтобы никто не мог позвонить родственникам и узнать о положении дел либо организовать провокацию.
Я задумалась о равенстве… Какое отношение я, экстрадированная из другой страны, с другого континента, с другой части планеты, имею к инаугурации президента США и всем их национальным беспорядкам на этой почве? Вот вам и равенство! Зато никаких скидок от срока за прохождение тюремных образовательных программ – не гражданка Америки. Уровень лицемерия здесь зашкаливает. Равенство… Права и свободы человека… Демократия…
В период пандемии, когда болезнь могла внезапно напасть на любого, уже даже не до инаугурации – быть бы уверенным, что с близкими все хорошо. Но нет. Более того, охранники издевались над заключенными, насмехались над ними в ответ на просьбы.
– Какая вам разница, вы все равно отбросы общества!
– Вы не более чем помои, от которых социум рад быть изолирован!
– Вы хотите тоже проголосовать? Ну, конечно же, но… стойте… вы же преступники, у вас нет этого права. Так что заткнитесь!
– Что, вы хотите узнать, как там ваши родные? Зачем, вы все равно отсюда не можете ни на что повлиять. Если что с ними случится, то случится… Если уже не случилось.
Это было отвратительно. Грязно. Они будто изливали всю накопившуюся желчь на бедных женщин. Не знаю, может, в эту секцию в охрану набирали самых отборных гадов и отпетых негодяев, которые
