полусумраке замка, поднимаясь по лестнице к подготовленным для нас комнатам, я пыталась разглядывать висевшие на стенах картины и встречающиеся на пути антикварные вещицы.
– Мы что, в разных спальнях будем? – испугалась младшая дочь, осмотрев предложенные ей хоромы, состоящие из спальни с прилагающимися к ней будуаром и туалетной комнатой. – Это все мне одной? – ошарашенно осматривая владения, спрашивала десятилетняя Юлия, привыкшая делить диван с сестрой в маленькой московской спаленке, по совместительству игровой.
– Ну, хорошо, я лягу с тобой, – смилостивилась над ней Карина, – только загляну в свои владения.
Старшая дочь улыбнулась и скрылась за соседними дверями. Но вскоре выглянула оттуда.
– Мусик, ты только посмотри, какая красивая кровать в моей спальне! Какие картины у изголовья, прямо музейный вернисаж… Юляша, давай на моей кровати спать.
– Не надо иметь страх, – Барбара на ломаном русском уговаривала Юлю остаться в своей комнате. – Сестер будет плохо отдых.
– Мама, а она кто? – младшая дочь внезапно озадачилась должностью «одуванчика», шустро перекладывающего ее вещи из сумки в шкаф. – Она что, не его жена? Она работник?
Барбара тем временем разложила вещи и заботливо откинула покрывало на двухместной кровати, поправляя подушки в изголовье.
– Она помогает Барону по хозяйству, – ответила я.
– И Адам тоже? – не унималась младшая.
– Юлия, я очень устала, моя капелька, я хочу лечь, выбирай себе спальное место, дорогая. Если хочешь пойдем со мной, – превозмогая навалившуюся на меня слабость, призвала я. – Можешь взять с собой своего друга, – я поставила на пол переноску с маленьким йорком. – Он у нас такой смелый, всегда тебя охранял в Москве, когда тебе надо было остаться одной дома. Неужто он в замке оплошает?
Я почувствовала, что земля закачалась под моими ногами, и это еще больше добавило мне испуга, но я продолжала убеждать себя, что это влияние долгой поездки на мой далеко не богатырский организм.
Я добралась до предложенной мне комнаты и разместила кошачьи принадлежности в туалетной комнате, позаботившись о мисочках с едой для нашего пожилого кота. После чего упала на кровать и провалилась в сон, напоследок кинув взгляд на картину с библейским сюжетом, висевшую напротив изголовья. В полудреме я услышала, как на мне устроился встревоженный Валерой кот. «Бусы, бахрома…» – успела подумать я, прежде чем Морфей захватил меня в свои объятия.
Утром, открыв глаза и получше оглядев комнату, я поняла, что картина на стене висела не одна. Это было скорее большое панно-триптих. У стены напротив, над важными креслами и столиком эпохи Людовика XV, разместилась коллекция малых картин с изображением птиц. Я насчитала шестнадцать миниатюр.
Устроившись в одном из кресел с прямой спинкой на словно прогибающихся ножках, я облокотилась на спинку-«медальон» и стала разглядывать изображенных птичек, наливая теплый чай в изящную фаянсовую чашку, заботливо оставленную для меня на столике-подносе. Не могу сказать, что являюсь поклонником пернатых, но этот весьма популярный сюжет в живописи все больше привлекал мое внимание: было видно, что художник с большой любовью выписывал детали.
Я подошла к высокому окну и распахнула ставни… Свежий воздух из сада ворвался в комнату, заполняя мои легкие кислородом, словно вкладывая в меня силы для встречи с новым днем.
– Мамочка, а ты знаешь, что у них тут «замковый» район?
Я обернулась. На моей кровати сидела младшая дочь.
– Окна моей спальни выходят на окна соседского замка, – с видом знатока вещал мой ребенок. – Вот это область!.. Вместо многоэтажек замки, словно в сказке. Ты так долго спала сегодня, мы уже позавтракали и погуляли в парке. Представляешь, это не сад и не палисадник, это целый настоящий парк! – эмоции захлестывали Юлию, она спешила поделиться увиденным. – Ну, конечно, не такой, как с каруселями, но тоже грандиозный. Посередине маленькое озеро и мостик, и все это принадлежит Барону. Он любезный, смешно старается с нами говорить на русском, жаль, я не знаю немецкого. Видела бы ты его библиотеку – целый зал книг, от пола до потолка, – продолжала повествовать дочь, переместившись в кресло, на котором я недавно сидела.
– Могу представить, – чувствуя опять усиливающуюся слабость, сказала я. – Сейчас еще чаю выпью, взбодрюсь и присоединюсь к вам.
– А еще есть огромная каминная и стол, как у рыцарей – огромный, и своя церковь внизу, – продолжала щебетать дочь.
– Мусичка, ты проснулась? – в комнату заглянула старшая. – Ты что-то совсем бледная, пойдем прогуляемся на свежем воздухе? Валерий с Бароном уехали в Нюрнберг до вечера.
– Нюрнберг? Разве он рядом? – удивленно спросила я.
Не то что бы я совсем не ориентировалась в пространстве, просто море эмоций за последние дни и впечатления от большого количества немецких городов привнесли географический хаос в мои и так скудные познания о Германии.
– Конечно, меньше чем в часе езды, – ответила прилежная студентка РУДН Карина и вышла из комнаты.
– Хорошо, что она хоть немного учила немецкий в универе, да, мам? – сказала оставшаяся со мной в комнате Юлия. – А то Барбара совсем не знает английского, просто беда, – вельможным тоном произнесла она, благоразумно умолчав о том, что сама начала постигать азы английского лишь пару месяцев назад.
День был сухой и с намёком на кратковременное солнце. Мы вышли из калитки замка – очень хотелось снаружи осмотреть эту махину, которая вечером показалась нам гораздо более величественной, чем днем. Нашим глазам явилась типичная картина немецкой провинции: несколько небольших улочек, вдоль которых тесной нестройной кучкой, как зубы сказочного великана, толпились крепкие разношерстные бюргерские домики. Вокруг текла размеренная, неспешная сельская рутина. Юля весело подскакивала на одной ножке, напевая что-то под нос. Карина с интересом смотрела вокруг, цепко впитывая увиденное и услышанное: в её возрасте очень важно накапливать впечатления и эмоции. Солнышко беспечно раскидывало свои лучи направо и налево, жизнь начинала казаться вполне сносной.
Мы решили обойти обитель Барона, и очень скоро неожиданно для себя наткнулись на монумент, стоящий между двух соседствующих замков. Он представлял собой раскрытую книгу и воина, у ног которого вальяжно развалился грациозный лев. Страницы «книги» были испещрены немецкими именами и фамилиями с датами рождения и гибели.
Свастика буквально вонзилась в глаза, на какое-то мгновение ослепив меня.
Мы встали как вкопанные, моментально забыв, куда направлялись. Со стороны нас, думаю, вполне можно было принять в этот миг за застывшие фигуры. Именно в этот момент до меня впервые дошло, куда я приехала. Эта земля произвела на свет беспощадных и безжалостных, мучителей и садистов, которые убили добрую половину моих соотечественников.
В голове вихрем пронеслись страшные картины из нашего не такого далёкого общего военного прошлого, которые я по крупицам собирала из
