пренебрегает… Что она на все способна. Она пьяная очень была… А еще она говорила, что расскажет все его жене – будто бы он с ней спал. Папа возмутился сильно – мол, это неправда все, а Алиса ему ответила, что его жена все равно ей поверит, а не ему. И бросит его… И что он к ней еще приползет… Папа очень сердился, что она так говорила.
– Они что, при тебе на такие темы беседовали?
– Нет. Я за дверью стояла и все слышала.
– Подслушивала, значит?
– Ну да…
– А зачем? С какой целью?
– Да просто так… А что, вам это не важно разве? Сами же попросили все рассказать… Вот я и рассказываю. А эта Алиса – она такая… Мне кажется, она точно могла… Она за папу замуж хочет и потому решила его жену убить. Вот вы спросите у нее сами…
– Хорошо. Я обязательно спрошу. А скажи-ка мне, Нина…
Он не успел договорить – за дверью послышался какой-то шум. Нина вздрогнула, прошептала тихо:
– Мама пришла, с бабушкой ругается… Сейчас сюда зайдет, наверное. И с вами тоже ругаться будет.
Дверь и впрямь распахнулась, и рассерженная Нинина мать ворвалась в комнату, бросила ему раздраженно:
– Вы что это себе позволяете, а? Вы почему мою дочь в мое отсутствие допрашиваете? Почему меня не предупредили?
– Я не обязан вас предупреждать. Вашей дочери шестнадцать лет, она проходит подозреваемой по делу о покушении на убийство. И я не допрашиваю, я просто пока беседую с Ниной.
– Да что значит – подозреваемой! Что вы такое говорите! Она ни в чем не виновата, это же ясно! Если у вас есть вопросы, так вы у меня спросите, и я вам все объясню! Вы же не знаете ничего, а ребенка уже испугали! Меня, меня спрашивайте!
И, не давая ему опомниться, скомандовала сердито, глянув на дочь:
– Нина, немедленно выйди из комнаты! Ну, кому я сказала, слышишь?
Нина посмотрела на него быстро, как ему показалось, с видимым облегчением и в то же время будто извиняясь за мать. Он кивнул ей едва заметно – хорошо, выйди…
Когда за Ниной закрылась дверь, ее мать села на Нинино место, проговорила уже спокойно:
– Меня зовут Нинель Некрасова, я бывшая жена Нининого отца. Да, я сейчас вам все объясню… Всю правду скажу, как есть… Я думаю, это Павел свою жену отравил, вот что. Сам, сам отравил. Наверное, она надоела ему, как и я когда-то… И решил таким образом от нее избавиться. Да, да, он такой… Он способен на это, я знаю. Он и мне жизнь испортил, я из-за него чуть не умерла…
– И как же он вам жизнь испортил? Он покушался на вашу жизнь?
– А что, можно и так сказать, да… Понимаете, мы с дочерью полностью от него зависели, и он это прекрасно понимал. И бросил нас, и забыл. Ему было все равно, что мы страдаем. Я тогда кое-как из ужасного состояния выбралась, можете у мамы моей спросить… И Нина тоже страдала… А ему все равно было, все равно! Он очень жестокий человек, он на все способен, поверьте! И сейчас тоже… Наверняка он решил от своей жены избавиться, а потом все на Ниночку свалить! Поэтому и позвал ее к себе! Чтобы просто подставить, понимаете? Это его надо допрашивать сейчас, а не Ниночку! Она не виновата ни в чем! Не надо ее больше мучить, пожалуйста! Да я вам и не дам ее больше мучить… Ни за что не дам! Только через мой труп!
Она глянула на Ивана Александровича так воинственно, что он понял – поговорить сегодня с Ниной больше не удастся. Не драться же с ней, ей-богу…
– Хорошо. Я понял. Придется мне Нину повесткой вызывать, что ж поделаешь.
– Ну, это мы еще посмотрим! Я адвоката хорошего найду, и посмотрим! Я дочь в обиду не дам, так и знайте! И на ваши действия буду жаловаться, имейте это в виду! Да неужели вы сами не видите, в каком девочка состоянии? Как вы можете ее допрашивать?
– Я вам еще раз объясняю – я не допрашивал. Мы просто с Ниной беседовали.
– Ага, знаю я ваши беседы… Вот так побеседуете, а потом наручники наденете? Что вы притворяетесь добреньким, обмануть меня решили? Нет уж, не получится у вас! А ну, давайте-ка, покиньте помещение, нечего тут… Иначе я силой выставлю вас за дверь! Да, да, силы у меня найдутся, не сомневайтесь!
– Хорошо, я сейчас уйду. Только вы не волнуйтесь, пожалуйста.
Он спокойно и внимательно смотрел ей в лицо, покрасневшее от злости. Понимал, что злость эта происходила от страха и что она и впрямь способна кинуться на него с кулаками. Вон, в глазах уже искорки безумия плещутся. И страх этот был ему понятен, как понятно и то, что спокойно поговорить с Ниной здесь не получится.
Встал с места, собираясь уйти, но был остановлен сердитым возгласом:
– Нет, нет, погодите! А почему это вы мои показания не записали, а? Я требую, чтобы все было оформлено по закону! Пусть моего бывшего мужа арестуют! А моя дочь ни в чем не виновата, вы права не имеете!
Дверь вдруг открылась, и на пороге появилась заплаканная Нина, проговорила на громкой и слезной ноте:
– Мама, не надо… Ну зачем ты! Не надо так, мама…
И разрыдалась отчаянно, прижимая к груди сжатые кулачки. Стоящая за ее спиной Елена Михайловна что-то причитала тихо, глядя на внучку. Потом посмотрела на него жалобно – уйдите, мол, прошу вас…
Ему ничего не оставалось, как встать и уйти. Сам открыл дверь в прихожей, вышел из квартиры, стал осторожно спускаться по лестнице вниз. Голова кружилась, сердце бухало в груди неровными толчками. Зачем, зачем он взял на себя это дело? Ведь сказали врачи – нельзя… И зачем потащился домой к фигурантке, когда можно было спокойно вызвать ее повесткой? Тоже нашелся, добрый следователь…
А какова эта мать-скандалистка, а? Это ж представить только, в каком стрессе жила девочка… Что у нее в голове все эти годы творилось…
И да, надо-таки позвонить этой Алисе Поповой, еще вызвать ее на допрос. Выяснить, что там было меж ней и мужем Ольги Некрасовой. И самого Некрасова вызвать…
И дома он никак не мог выкинуть из головы обстоятельства этого дела. Хотя и знал уже, кто ночью вошел в спальню и подлил в бутылку с водой синильную кислоту. Знал… Но только ума не мог приложить,
