При этом уроженцы Москвы совершали всего лишь 3 процента преступлений от их общего числа. Половину всех преступлений в Москве составляли кражи, грабежи и бродяжничество, а убийств было всего 5–9 процентов от общего их числа. Ситуация не казалась катастрофической, но работы судебным следователям, в общем-то, хватало.
Вплоть до правления Александра II борьба с уголовной преступностью в России не отягощалась чрезмерными бюрократическими формальностями. Пока в результате реформ 1860–1864 годов эта патриархальная система не отошла в прошлое. Отныне требовалось не только поймать преступника, но и доказать его виновность. Понятное дело, что в таких условиях одного знания законов было уже недостаточно, здесь нужно было уметь разбираться в людской психологии и мыслить дедуктивным способом. И именно тогда на первый план вышли специалисты совершенно иного уровня, обладающие подобным набором профессиональных качеств. Среди них был и судебный следователь Сахаров.
Путь Николая Васильевича Сахарова к славе был долгим и тернистым аккурат до тех пор, пока в 1874 году он не был назначен следователем по важнейшим делам. Чтобы понимать, какого уровня было это назначение: кандидатура на должность следователя по важнейшим делам предлагалась министром юстиции, а утверждал эту кандидатуру лично сам император.
Еще через два года Сахарова перевели в Первопрестольную, и вскоре он уже считался одним из лучших следователей Москвы.
В отличие от своего легендарного современника, Ивана Путилина, Сахаров не гонялся лично за убийцами и не пытался внедряться в преступную среду, у него не было осведомителей, но тем не менее преступления он раскрывал довольно скоро и весьма успешно.
В Москве не было ни одного тяжкого преступления, к которому он не имел бы отношения. Его фамилия мелькала в хронике чуть ли не каждый день. Именно он раскрыл похищение 300 тысяч рублей казначеем Московского воспитательного дома Федором Илиодоровичем Мельницким; установил в деталях причины катастрофы на станции Голицыно Московско-Брестской железной дороги, в результате которой погибли 12 и получили увечья свыше 30 человек; раскрыл кражу из ризницы Чудова монастыря вещей и ценностей на сумму около полутора миллионов рублей и множество других преступлений; предал суду убийц В. М. Карепиной (к слову, родной сестры небезызвестного нам Федора Михайловича Достоевского). Кроме того, в 1886 году отдал под суд нотариуса, изнасиловавшего молодую девушку, которая, не вынеся такого унижения, застрелилась на набережной Москвы-реки. Кстати, дело это дважды прекращалось другими следователями за «невозможностью его раскрытия», но Николай Васильевич доказал вину нотариуса, предъявив неопровержимые доказательства и улики. Кассационное заключение по этому делу в Правительствующем сенате давал сам А. Ф. Кони, высоко оценивший и качество следствия, и профессиональные навыки Сахарова.
На примере двух громких судебных процессов проиллюстрируем те самые качество следствия и профессиональные навыки Николая Васильевича.
В начале 80-х годов XIX века семья Мельницких из села Покровское оказалась в центре уголовного дела, о котором писали все московские газеты.
В Воспитательном доме, расположенном в роскошном здании на Москворецкой набережной, случился форменный скандал. И если бы только скандал, а то целое преступление.
3 ноября 1881 года пятидесятидвухлетний казначей Московского воспитательного дома Федор Илиодорович Мельницкий вышел из Московской конторы Государственного Банка с двумя кожаными саквояжами, в которых аккуратными пачками лежали 339 тысяч рублей, только что полученных им в банке. Деньги предназначались на содержание Воспитательного дома. Мельницкий решил дойти пешком до Купеческого Банка — мало ли что? — чтобы внести эти деньги на текущий счет Воспитательного дома. На полпути ему стало плохо, и он присел. Когда он через несколько минут пришел в себя, саквояжей с деньгами у него в руках уже не было. Они исчезли.
Недолго думая, он в панике бросился к прокурору судебной палаты и, рассказав ему обо всем происшедшем, просил арестовать его за потерю средств Воспитательного дома. Но высокое общественное положение Мельницкого, его безупречная репутация, почтенный возраст и, что немаловажно, семеро детей на иждивении не давали возможности применить к нему столь строгую меру, как арест. Все были уверены в том, что Мельницкого действительно постигло ужасное несчастье.
Но и сумма была слишком значительной, чтобы игнорировать тщательную доследственную проверку, проводил которую наш Николай Васильевич Сахаров. Неожиданно, к ужасу всех, кто принимал участие в этом деле, он пришел к выводу, что Мельницкий симулировал ограбление и деньги присвоил себе. Тот немедленно был заключен под стражу.
Вот как описал его облик корреспондент «Московского листка»: «Это довольно высокий худой старик, с желтоватым худощавым лицом, окаймленным длинной и густой седою бородой, из-под густых черных бровей тревожно смотрят небольшие, но бойкие черные глаза».
Опросив массу друзей и знакомых, удалось узнать, что Федор Илиодорович был человеком верующим, мечтавшим когда-нибудь совершить паломничество в Афон; в семье был деспотом, требуя от супруги и уже довольно взрослых детей беспрекословного послушания.
Дело дошло до суда: ровно через год, в ноябре 1882 года, Мельницкого судили в Московской судебной палате с участием присяжных заседателей. Обвинителем Федора Илиодоровича выступил знаменитый адвокат Ф. Н. Плевако. Решением присяжных Мельницкий был признан виновным в преступлении и приговором палаты лишен всех особенных прав с последующей высылкой на четыре года в Томскую губернию. Но самое главное — денег-то не нашли! Дело получило широкую огласку и попало на первые страницы почти всех московских, и не только московских газет.
Перед отправкой в ссылку осужденный Мельницкий вдруг стал просить, чтобы его перевезли в Томскую губернию за свой счет, и интересоваться, сможет ли он взять с собой прислугу. Затем последовало нечто, не поддающееся никакому объяснению: по особому чертежу он заказал себе трость, но не обычную, а довольно широкую и полую внутри. Этот факт насторожил Сахарова. Зачем ему нужна полая трость? Что он туда хотел спрятать?
На всякий случай решили некоторое время понаблюдать за остальными членами семейства Мельницкого. Не прошло и месяца, как агенты, лично проинструктированные Сахаровым, заметили кое-что интересное в поведении детей казначея. Казалось бы, глава семьи отбывает наказание в ссылке, финансовое положение семьи пошатнулось, должники требуют вернуть деньги, и вот-вот должны пойти с молотка имения. Но тем не менее отпрыски Мельницкого тратят средства направо и налево: открывают счета в ряде банков, живут на широкую ногу — одна из дочерей покупает дорогущую шубу и золотые часы, другая — заказывает себе модные платья из Парижа, а старший сын Борис, до сих пор увлекавшийся естественными науками и ни разу не замеченный в тяге к предпринимательству, вдруг неожиданно принимает решение переквалифицироваться в бизнесмены, причем бизнес этот не абы какой, а связан с нефтяным производством.
Аккурат перед самым Новым, 1883 годом, 31 декабря полиция
