ложка — за голенищем, шинелка на плечах. Идет домой.
Идет, идет, и попадается ему на дороге старичок.
— Служивый! А нет ли чего поесть?
— Как не быть!
Спустил он ранец с плеч, достал один сухарь, подает старичку.
— Ешь на здоровье!
Тот поел, крошки стряхнул и достает из кармана карты.
— Вот, служивый, сам ты козырь, и карты тебе козырные. Играй смело — хоть кого обыграешь.
И пошел себе. А солдат своей дорогой идет.
Немного прошел, навстречу — другой старичок.
— Служивый, а служивый! Нет ли хоть корочки?
— Есть корочка.
Достал солдат второй сухарь, смотрит и думает: «Дашь половину — мало! Половину себе оставишь — опять же мало».
Махнул рукой и отдал старику второй сухарь.
Старик поел и подает солдату свою суму. А солдат не берет.
— На что мне? Сума-то пустая! По миру, что ли, с ней ходить!
Усмехнулся старичок:
— Велика беда — пустая! А ты что увидишь да захочешь, скажи только: «полезай в суму!» — она и будет полная.
Взял солдат суму, дальше идет. Навстречу третий старик.
— Служивенький, накорми!
Достал солдат третий сухарь и отдал старику, а тот ему стаканчик подарил.
Пошел солдат дальше. Все бы хорошо, одно плохо: есть охота, а есть нечего. Идет солдат натощак.
Приходит к озеру.
А на озере три гуся плавают. Хороша птица, да не достанешь!
Вспомнил он тут про сумку дареную и говорит на смех:
— Эй вы, гуси! Полезайте в сумку!
А гуси туда и залетели.
Обрадовался солдат. «Ну, — думает, — живем!» Повесил сумку через плечо и зашагал в город. Приходит в трактир.
— Хозяйка! Вот тебе три гуся. Одного мне зажарь, другого себе возьми, а третьего на водку променяй.
Хорошо. Подали ему гуся — сидит он за столом, выпивает, закусывает да в окно глядит.
— Хозяйка, что это у вас дом насупротив хороший, да, видать, пустой — все двери, окна поломаны?
— Ой, голубчик, — говорит хозяйка. — Там нечистая сила живет.
— А дом-то чей?
— Да княжецкий.
Ну, солдат ремень подтянул, и айда к этому самому князю.
— Дозвольте, ваше сиятельство, в дому у вас на постой стать!
— Легко сказать — на постой! Да ведь там черти или кто! Не боишься?
— Никак нет, ваше сиятельство. Басурмана не боялся, начальства не боялся, а что ж — черти!
— Ладно, квартируй!
Пошел солдат в дом и лег спать, а сумку в головах положил.
В самую полночь явилась в дом нечистая сила, видимо-невидимо всякой мрази.
И прямо к солдату.
— Братцы, а братцы! Глядите-ка! Ране за каждой живой душой по пятам бегали, а ныне живая душа сама пришла. Хватай, забирай наше добро.
— Э, нет, — говорит солдат. — Даром не даем.
— Ну, продай!
— Не торгуем. Разве в карточки с вами сыграть? На карту поставлю.
— Идет. Тащите карты.
— Чур, — говорит солдат. — Играть, так в мои. — И достает свою колоду. — Где ваш заклад?
Притащили они мешок золота да мешок серебра. Сели. И пошла игра. Сколько ни играют нечистые, все проигрывают. Сколько ни играет солдат, все выигрывает. До полушки их обобрал.
Рассердились они, повскакали с мест.
— Разорвем его! — кричат.
А солдат только смеется.
— Как бы не так, — говорит. — А это что?
— Сумка!
— Ну, так и полезайте в сумку!
И что ж ты думаешь? Полезла вся нечистая сила в сумочку, как пятаки в кошель.
А солдат завязал ее покрепче и лег спать.
Утром встает — и на кузницу.
— А ну-ка, — говорит кузнецам, — приударьте по этой сумочке. Там, надо быть, черти.
А из сумки отзываются:
— Мы, батюшка, мы!
Как размахнулись кузнецы да застучали молотами — только стон по кузнице пошел.
Били-били, били-били… Солдат и говорит:
— Ну, братцы, хватит!
Развязал он суму и выпустил чертей. Они идут, за бока держатся и только охают. А одному чертенку ногу сломали, так он в суме и остался.
Взял солдат все свое добро — дареное да выигранное — и дальше пошел.
Пришел в свою деревню — избу подновил, лошадок купил, коровушек. Живет — поживает.
И чертенок при нем. Прижился, смирный стал. Солдат его кормит, а чертенок солдата научает, когда какое дело начинать, да что, да как, да где. Они, черти, — хитрые, много знают.
Вот раз захворала у солдата жена. Хворает, хворает, все не поправится.
Солдат и спрашивает чертенка:
— Что же это с моей старухой будет?
— А ты возьми в тот стаканчик, что тебе старичок дал, и погляди в него. Если смерть покажет в стакане голову, жива хозяйка будет, а коли нет, — то и нет.
Он так и сделал. Видит — оживет старуха. Обрадовался да и рассказал шабрам. А шабры — своим шабрам. Так и пошла молва, что вот-де отставной солдат знает, кому жить, кому помереть.
А в ту пору царь у них шибко занемог. Услыхал он про солдата и призывает его к себе.
— Ну-ка, — говорит, — скажи мне, оживу я или помру.
Солдат посмотрел в стакан.
— Помрете, — говорит, — ваше царское величество. Беспременно.
Рассердился царь.
— Вон как, — говорит, — помру? Ну так ты раньше моего помрешь. Я тебя казню.
Почесал в затылке солдат.
— Эх, — говорит, — смертушка-матушка, коли уж не миновать мне твоих ручек, так бери меня заместо царя. Все лучше на своей постели помирать, чем в петле.
А смерть ему и кивает из стаканчика-то: «ладно, мол!»
Царь тот же час здоров стал, а солдат пошел к себе домой и на печку лег, а сумку под рукой положил.
Вот приходит к нему смерть. Подступила и говорит:
— Ну, сбирайся!
А он в ответ:
— Полезай-ка ты, старая, в суму!
Она и полезла.
Завязал солдат сумочку покрепче и повесил на сосну.
Долго смерть на суку висела, на ветру качалась, а люди себе жили, смерти не знали.
Да, видать, ныне-то выпустил ее кто из сумы. Опять старуха по земле ходит, людей морит. А управы-то на нее нету: пропала сумочка.
Про Петра Великого и про солдата
Вот был Петр Великий. Так он, как ему только время свободное от черной работы,
