качество продукции. Я понимаю, что перед чужим для предприятия человеком, да еще таким, который собирается о нем писать, Кузнецова очень хочет показать все лучшее. В основе этого желания вовсе не местный патриотизм, тут и объективности немало. Ведь на глазах Кузнецовой и с ее участием совершенствуется производство, улучшаются условия труда, растет выпуск продукции хорошего качества. А это уже — смысл ее жизни, цель ее жизни. Ей гордиться есть чем, она любит и свою профессию, и предприятие, и коллектив. Но как всякий по-настоящему заинтересованный в деле человек, не скрывает и недостатков своего производства. Устранение их — немалый резерв.
Об этом говорим уже в кабинете главного инженера объединения В. С. Денисенко. Владимир Степанович рассуждает о том, что кожаной обуви в стране выпускается все же не так мало, как думают некоторые специалисты; более трех пар на душу населения, стремимся к четырем, А стоит ли к этому стремиться? Болгария, Венгрия, Чехословакия, ГДР производят менее трех пар, но обувь экспортируют. Дело не в количестве, а в качестве, потребительской нужности, целевом ассортименте той или иной нашей обувки.
— Лучше делать две с половиной пары, но как конфетку, — заявляет Денисенко.
— А вы нам гарантируете «конфетку»? — спрашиваю его не без умысла.
Владимир Степанович вместо ответа спрашивает, был ли я в ассортиментном кабинете объединения. И узнав, что был, еще спрашивает: разве, мол, там не видно, что может делать челябинский обувщик?
Видно, не спорю. Есть отличные образцы, есть замечательные, а есть — прямо-таки произведения искусства, глаз не оторвешь. Но нет этого в цехах, на потоках, на конвейере, в магазине, наконец.
Более того, умысел моего предшествующего вопроса состоял именно в том, что «конфетку» на конвейере сегодня челябинские обувщики делать не в состоянии, даже если очень захотят.
Как раз в те дни, когда я собирал материал для этого очерка, челябинцы выпустили партию отличных мужских зимних ботинок новой модели. В магазинах товар не залежался — раскупили его мгновенно. Однако через несколько дней начался массовый возврат покупок: ломался замок «молния». Челябинцам его поставляет Полевский завод металлической фурнитуры, это в Свердловской области.
— Что же теперь будете делать с возвращенной обувью? — спрашиваю Денисенко.
— Ума не приложу, — искренне отвечает Владимир Степанович, — очень уж трудная ситуация. Вшивать новый замок — портить ботинки. Кожа не ткань, на ней прошивы не затягиваются. В таком случае неизбежна уценка. А уценить без разрешения министерства нельзя. Да и накладно будет для нас. Придется обращаться в арбитраж, иного воздействия на полевцев нет. Предвижу новую и долгую «позиционную войну».
За этим частным случаем четко просматривается тенденция: взаимоотношения обувщиков и их контрагентов носят не экономический, а только лишь юридический характер. Что имею в виду? Если бы Челябинская фабрика могла предъявить Полевскому заводу экономическую претензию, а именно — высокий штраф, включающий в себя упущенную выгоду, и эта претензия была бы бесспорно и быстро удовлетворена, тогда полевцы мгновенно зашевелились бы. Теперь же они будут «тянуть резину» — спорить, доказывать, что их продукция соответствует стандарту, а виноваты во всем сами обувщики: не так вшивали замок, с перекосом, скажем. Ситуация складывается такая, что из нее не видно жесткого выхода. Скорее всего, дело закончится все той же уценкой.
Несоответствие стандартов на сырье и готовую обувь — вообще очень серьезный момент в работе обувщиков не только челябинских, но и всей страны. Оно имеет характер не частного случая, а системы. Например, кожи, имеющие частичную «отдушистость», у кожевников считаются стандартными и должны быть приняты обувщиками. А в готовой обуви та же «отдушистость» — серьезный брак, ведь обувь в таком случае похожа на печеное яблоко. Разговоры о подобном несоответствии идут уже давно. И кожзавод, и обувная фабрика находятся в системе одного и того же Министерства легкой промышленности РСФСР, однако общего языка и такие близкие смежники найти не могут, что уж тут говорить о «дальних», тех же полевцах, например.
Кожевники говорят: «Мы отвечаем только за качество своей продукции в соответствии с нашими стандартами. А качество обуви — это уж дело обувщиков. Их забота, им и ответ держать, если допущен брак».
Обувщики возражают: «У вас стандарт только на готовую кожу, а у нас еще и на обувь. Разрешенные пороки вашей продукции у нас недопустимы. К тому же многие скрытые пороки кожи проявляются только в процессе, а то и в конце нашего производства. Как быть?»
Кожевники в ответ: «А как хотите!»
Спору нет конца и не будет, ведь по-своему правы обе стороны, ибо в основе конфликта — разные стандарты. До недавнего времени готовые кожи подразделялись на семь сортов. Чтобы оградить обувщиков от низкосортной продукции, было решено разделять кожи на четыре качественных вида. Но оказалось, что и это благое намерение использовали не без хитрости и ведомственной выгоды: седьмой сорт включили в состав четвертого.
Когда человек покупает обувь из такой кожи, ему нет никакого дела до разногласий смежников и ведомственных стандартов. Его не греет сознание, что у кожевников снижен процент официально признанного брака. Он-то вляпался на все сто! Кому сможет он предъявить свои претензии?
Конечно, не кожевникам. Те по технологической цепочке не первые от покупателя. Поэтому претензии пойдут в адрес продавцов и сапожников. Для них брак смежников превратится в экономические потери, разделить которые с ними не пожелает никто. Однако и сапожники не без греха.
Помню, как в детстве кричали мы в кинотеатре «сапожник!», если экран вдруг угасал, а киномеханик долго не мог наладить свой проекционный «фонарь». «Сапожниками» обзываем мы вообще всяких неудачливых или халтурящих мастеровых. А идет это от… самих сапожников. Те же талдомские башмари-лепилы могли вместо кожи поставить не подошву картон: носи, хозяин, без заботы от пятницы до самой субботы; могли под стельку запрятать щетину: для беспокойства ноги скаредного заказчика, а капризному — бересту: скрипеть будет на всю улицу. Да мало ли какое озорство или хулиганство допускали эти самые лепилы-башмари. А холодный сапожник, который на ваших глазах в будочке так починит обувку, что и до дому в ней дойти не сумеешь?
Сейчас на фабрике, конечно же, никто так не поступит. Но кличка-то осталась не без оснований. Перекошенный, жесткий, вздувшийся, незастегивающийся, нерасстегивающийся ботинок все еще попадается. И пусть не всегда виноват в этом обувщик, ему прежде всего кричим мы — «сапожник!» Ибо он — крайний. А крайним кому быть хочется?
В фабричной курилке после обеда разговорился с одним из рабочих. Спрашиваю: что это народ у вас не держится, сам видел, сколько станков стоит без хозяина.
— Причин много, — услышал в ответ, — если же сказать главное, то не по нормам
